Евгений Водолазкин—прозаик и филолог. Автор бестселлера «Лавр» и изящного historical fiction «Соловьев и Ларионов». В России его называют «русским Умберто Эко», в Америке– «русским Маркесом».
Роман писателя Евгения Водолазкина «Авиатор» вышел сразу же после нашумевшего и обласканного критиками «Лавра». Поклонники первого романа с нетерпением ждали выхода второй книги автора. Именно с нетерпением гурмана, который с предвкушением ожидал, что второе блюдо будет продолжением первого и таким же на вкус. Ведь любовь читателя к автору — это ожидание тех же ощущений, таких же эмоций, того же послевкусия, который он почувствовал, познакомившись с первым произведением. И это не должно быть обязательным продолжением, но те эмоции должны повториться. Желательно, чтобы переживания были ещё «глубже», ещё «ярче».
Ожидания вознаградились сторицей. «Авиатор» с первых строчек увлёк и не отпускал. Немногие истории могут похвастаться тем, что даже, когда перевёрнута последняя страница, ты продолжаешь искать продолжение и, не найдя, вздыхаешь. Именно это со мной и произошло. Я не готова была расставаться с главными героями.
Герой нового романа «Авиатор» Иннокентий Платонов очнулся на больничной койке, не помня о себе ровным счетом ничего: ни своего имени, ни кто он такой, ни где он находится. Доктор по фамилии Гейгер рекомендует ему писать дневник с записями посетивших его воспоминаний, чтобы восстановить историю своей жизни. Отрывочные и хаотичные флешбэки о Петербурге, дачное детство в Сиверской, детство в Алуште в доме у профессора, гимназия и первая любовь, революция 1917 и Соловки.. Но откуда он так точно помнит детали быта, запахи, фразы и звуки того времени, если он очнулся в 1999 году? И почему у него такие яркие воспоминания об авиации? Влюбленность к самолетам он даже здесь, на больничной койке, чувствует так сильно.
«Меня завораживало само слово — авиатор. Его звучание соединяло в себе красоту полета и рев мотора, свободу и мощь. Это было прекрасное слово. Позднее появился «летчик».. Слово неплохое, но какое-то куцее: есть в нем что-то от воробья. А авиатор — это большая красивая птица. Такой птицей хотел быть и я..»
Воспоминания — это определённая комбинация нейронов, клеток головного мозга. Они не отражают жизнь зеркально, а делают это выборочно, и это сближает их с искусством.
Платонов, буквально вернувшийся с того света, но при этом заброшенный судьбой в чуждое ему время в своих дневниках, искал дорогу к прошлому: то через свидетелей, то через воспоминания, то через кладбище, где похоронены его спутники. Он пытался приблизиться к прошлому разными путями, чтобы понять, что оно такое. Что есть отдельное от него, а что он переживает до сих пор. Что происходит с жизнью, когда она перестаёт быть настоящим? Он живет этими воспоминаниями. «Закрывая глаза, я всякий раз слышал голоса тех, кто здесь когда-то жил, я со всей отчётливостью понял, что потерял их, живших здесь, навсегда.»
Соловки описаны у Водолазкина страшно. Эмоциональные страдания здесь на несколько октав выше физических. Механические действия палачей, физические страдания узников. Но рвёт душу на части — это точечные, короткие штрихи, как всполох северного сияния на небе, как щелчок затвора, как выстрел в цель, короткие рубленые фразы – как вспышки боли, как чёткий опечаток на негативе, фотография в альбоме и быстрые кадры фильма ужасов, которая сохранила твоя память: лютый холод, снег, который в сговоре с убийцами, вой женщины, начинавшийся тоненько и заканчивающийся на низкой ноте, труп, который протянул руку и назвал своё имя, сковывающий ужас и просьба у того же снега укрыть и умертвить, чтобы не страдать и не видеть страдания других. И эти хаотичные фрагменты воспоминаний, этот калейдоскоп осколков памяти эпизодов лагерной жизни заставляют задуматься о природе произошедшего насилия.
Раз за разом его спрашивали, как он выживал в лагере. Не только о физической стороне жизни, но и той, что делает человека человеком. Лагерь – это ад не столько из-за телесных мучений, сколько из-за «расчеловечивания» многих, туда попавших. По мнению Иннокентия в каждом человеке есть добро и зло. И, когда твоя злоба входит в резонанс со злом другого, то происходят войны, революции, фашизм и коммунизм. Отдельный уровень зла одинаков во все эпохи. Просто принимает разные формы. Иногда оно представлено анархией и преступностью. А иногда властью. Он, долгожитель, видел и то, и другое. Видел, как два вида зла сталкиваются, рождая звериную ярость, нечеловеческую жесткость. И чтобы не истребить в себе остатки человеческого, нужно этот ад хоть на время покидать — хотя бы мысленно. Думать о Рае.
.. «Опять вспомнили Соловки.. Тут бессильны и живопись, и словесные описания. Ну, какое описание может передать круглосуточный холод? Или голод? Всякий рассказ подразумевает законченное событие, а здесь — страшная бесконечность. Не можешь согреться час, другой, третий, десятый.. Пытка длится, длится, и эта длительность убивает. Как эту пытку опишешь?..»
Писатель вновь восхитил виртуозным владением языка и особым даром облекать в слова неуловимые ощущения, звуки и даже запахи. Все это практически осязаемо. Из отдельных фраз, диалогов, размытых образов проявляется не только личная история главного героя, но и история целого столетия.
История – это цепь событий. И история Иннокентия Платонова в романе – она не только вневременная, её особенность в том, что она состоит не столько из событий, сколько из явлений.
«Времени нет, все едино и все связано со всем»
Во всех своих книгах писатель показывает это «совсем другое время», всеобъемлющее и цельное. В романе «Авиатор» эту идею автор воплотил в самом главном герое. Его любовь, его жертвенность и смирение — это единая цепь истории жизни, состоящая из деталей и частных случаев — как художественное отражение целого столетия.
Евгений Водолазкин в своих многочисленных интервью всегда говорил о том, что предреволюционный период и период сразу после революции – это самое драматичное время в истории России. В романе «Авиатор» писатель захватывает одномоментно начало и конец века и, рассматривая эту эпоху глазами одного и того же героя, запечатлевает образ времени. Два времени соединились на одной фотографии.
«Авиатор», как и «Лавр», тоже вневременной, и ты невольно их сравниваешь. «Авиатор» совсем другой. Легче читается, так как приближен к современности. Он более поэтичен и литературно искусен на мой взгляд. Процесс воспоминания и обретения утраченного начинаются с детства Платонова. С нежного возраста, когда мир кажется таким удивительным и необыкновенным. Прежняя жизнь проступает сначала в виде смутного образа, бесплотной картинки туманного утра. Позднее, туман рассеивается, и воспоминания возвращаются уже яснее, с подробностями, запахами, полутонами. Потом начинают обрастать взаимосвязями и мир прошлого становится все более плотным и осязаемым.
«Авиатор», безусловно, очень умный, в высшей степени интеллектуальный роман.
За почти детективной историей скрываются универсальные проблемы вины и прощения, покаяния, искупления и возмездия. Испытывая те же чувства, что и главный герой, к своим врагам, ты невольно восхищаешься его способностью состраданию к виновникам трагедии, видишь, как сострадание пересиливает жестокость, как Иннокентий Платонов избавляется от ненависти к своим мучителям, превращая ненависть в понимание.
«Откуда я начну плакати окаянного моего жития деяний? Кое ли положу начало Христе, нынешнему рыданию»?
Настоящее покаяние – это возвращение к состоянию до греха. Некое преодоление времени. Грех не исчезает, но остаётся как бы бывшим. Он вроде как и есть, но и уничтожен одновременно.
Если душа вечна, то сохранится все к ней причастное: поступки, события, ощущения. Бог сохраняет все.
