– Николай Максимович, вы были избраны на должность ректора Академии русского балета им. А.Я. Вагановой в 2014 году. Правда ли, что впоследствии вы отказались от процедуры выборов?
– После тех выборов прошло пять лет, тот контракт истек, и для того чтобы опять стать ректором, надо заново выбираться. Я просто сказал, что больше не хочу в этом участвовать, я не хочу выбираться. Если я устраиваю министерство, то я могу остаться исполняющим обязанности. Это ничего не меняет – только название, ну и то, что с вами в любую секунду могут расторгнуть договор.
Понимаете, просто выборы – это очень сложная деятельность. Надо опять писать программу, конференции, куча бумаг… Не хочу я ничего этого больше.
И когда это все начиналось, у меня сомнений, что я выиграю, не было, и не потому, что я был один, никто не пришел просто больше на эти выборы, не выдвинул свою кандидатуру, а просто потому, что люди за этот год и один месяц увидели, что у них элементарно поднялись оклады, еда в столовой стала лучше, что школа зацвела. И они поняли, что деньги то есть, что им все время врали, что денег нет.
Вот даже сейчас: был карантин, пандемия и каждый раз ко мне приходят сотрудники и говорят, что там-то и там-то заплатили столько, а вот там столько… Я уже без стеснения им говорю: «Молитесь за здоровье Колечки Цискаридзе за то, что у вас все эти месяцы было все стабильно». Я тоже мог выйти как эти и сказать «Денег нет», однако я выкрутился и в зарплате никто ни копейки не потерял.
– Вы не думали о том, чтобы инициировать дело против предыдущего ректора?
– Я не Следственный комитет, я не Счетная палата, я занимаюсь своим делом, и то, у меня не хватает времени на себя, зачем я буду заниматься не своим делом? Мне что, мало гадостей от Большого театра, только за то, что я сказал, что там все не соответствует действительности?
Мне просто было очень жалко, и о Большом театре тогда я сказал потому, что это мой дом, это то, из чего я состою. Когда мне говорят: «Ты хочешь сказать, что в Большом театре тебе будет легче? Там будут интриги еще больше…», я отвечаю: «Слушайте, я состою из того же, что и они». Знаете, мама моя очень смешно говорила, а у меня с детства с насморком проблема, я очень легко простываю, и вот у меня уже были какие-то успехи и мама мне говорит: «Ну, все звезды состоят из газа и жидкости – это твое», и я все время говорю, что я состою из тех же газов, из той же жидкости, потому что меня это создало.
Я прекрасно понимаю, откуда ждать «удара» или какого «удара», я их всех знаю. В той же Академии, когда начинались разборки наших профессоров, которым было 85+, а это очень забавно, когда они начинали сумочками драться при мне, я в какой-то момент их остановил и сказал: «Девочки, после Улановой и Семеновой вы на меня уже не произведете впечатления, потому что битву титанов я уже видел, а все остальное для меня – это комариный писк». Они посмеялись и все прекратили.
– Неужели Уланова и Семенова тоже дрались сумочками?
– Они не дрались сумочками, но они могли друг другу сказать что-то с такой подковыркой, что спина холодела. Но опять-таки, повторюсь, я вырос среди титанов, я не рос с «муравьями», я их не знал.
Мне так повезло, меня из рук в руки передавали гении и в тридцать лет меня оставили все, кто-то ушел из этого мира, а кто-то, как Марина Тимофеевна сказала: «Коля, мне 95 лет, все, я не могу». Она мне отдала свой класс, который к этому моменту вела 70 лет. Она отдала его мне и я стал следующий, кто стал вести ее класс.
И она ушла, тоже с высоко поднятой головой. Но Семенова приняла окончательное решение уйти, когда увидела директора. Когда его представляли, она очень громко сказала: «Пришел вор. Пора валить».
