В рамках проекта Министерства культуры РФ «Всероссийские филармонические сезоны» в Тольяттинской филармонии прошли концерты с участием одного из самых ярких и востребованных современных пианистов Филиппа Копачевского.
В течение двух вечеров – с симфоническим оркестром и сольно – звучала романтическая музыка, был проведен мастер-класс для юных пианистов. После сольного концерта артист поделился тем, как он пережил локдаун и что наполняет жизнь академического исполнителя вообще.
Играю, что люблю
— Филипп, вы много выступаете с разными программами. Если посмотреть на последние афиши – Шопен, Лист, Пуленк, Сибелиус, Равель, Григ… Можно ли назвать вас «всеядным»?
– Наверное, было бы правильнее сказать, что я готов к разным интересным идеям. Например, в апреле этого года в Московском Международном Доме музыки был интересный проект, где я за два вечера сыграл все концерты Рахманинова и «Рапсодию на тему Паганини» с оркестром «Русская филармония».
Вообще мне нравятся монографические программы. Например, в юбилейный год Чайковского за один вечер я сыграл все три его фортепианных концерта. Причем вместе с Российским национальным молодежным симфоническим оркестром под управлением Валентина Урюпина мы сыграли полную версию Третьего фортепианного концерта Чайковского, тогда как в основном в концертном репертуаре залов звучит лишь его первая часть. Как известно, она была издана композитором отдельно, а позже он дописал Andante и быстрый финал. Мы же собрали замысел воедино.
Вообще замечательной музыки очень много. Наверное, тысячи жизней не хватит, чтобы переиграть, все что хотелось бы.
— С другой стороны, слышала, что в Москве называют вас «шопенистом»…
— Я не очень люблю ярлыки: мне близко все, что я играю. Не бывает универсальных музыкантов, которые одинаково хорошо играли бы любую музыку – любых авторов, стилей, эпох и жанров. Поэтому за то, что «не мое», я обычно просто не берусь.
Не так давно в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии вместе с дирижером Владимиром Альтшуллером мы исполнили программу с фортепианным концертом К. Пендерецкого, которое скоро сыграем еще раз, но уже в Казани.
Это непростая музыка, и там много нюансов не только фортепианной игры, но и ансамблевого взаимодействия. Так что вряд ли меня можно назвать исключительно «шопенистом».
— Одни музыканты больше любят записываться в студии, а другие предпочитают только живые концерты. Как вы оцениваете эти сферы деятельности и что вам ближе?
— Это совершенно разные сферы, разные процессы и подходы. Я записал четыре диска с голландской звукозаписывающей студией, и могу сказать, что для меня эта работа была более сложной, чем концерты. Совершенно другой тонус, настрой, другие исполнительские задачи.
В идеале хорошо бы, конечно, делать запись с концерта, а затем дорабатывать для издания с какими-то улучшениями, дополнениями. Так можно передать живую атмосферу зала, энергетику.
В студийных условиях я люблю записываюсь крупными дублями. Однажды, когда записывал первый диск, и мы уже практически всё закончили, оставалось буквально полчаса, когда студия была в нашем распоряжении. И вот, уже в спокойном, почти расслабленном состоянии, я предложил еще раз записать «Вальс-каприс» Шуберта-Листа. Оказалось, что именно этот вариант был самым удачным и именно он вошел в финальную запись
Дал себе отдых
–Как вы пережили карантин? Многие музыканты оказались в шатком положении – гастроли и выступления отменили, концертная жизнь приостановилась.
— В начале марта я отправился на гастроли в Японию, где вместо семи запланированных концертов состоялось только четыре – остальные отменили из-за пандемии. Там уже чувствовалось напряжение: культурные заведения, кафе, залы закрывались. После возвращения дал еще несколько концертов в России, и затем с 29 марта локдаун пришел и к нам.
Это была тяжелая ситуация для всех людей, не только музыкантов. В том числе потому, что никто не знал, как долго она продлится. К счастью, Московская филармония устроила замечательный онлайн-проект «Домашний сезон». Мы выступали в пустом зале, но все было сделано на высшем уровне – съемки, звук. Там также показали закулисье перед выходами артистов на сцену.
Было ощущение как от живых концертов: само осознание того, что в момент выступления идет трансляция, и на тебя смотрят тысячи зрителей по всему миру, давала незримую поддержку. Все было по-настоящему.
Это время я не вспоминаю с разочарованием и каким-то негативным оттенком. В силу своей натуры я не умею учить произведения «в стол», поэтому просто дал себе отдых. Многие музыканты говорили, что посвятили это время саморазвитию, учили иностранные языки – я этим людям завидую, если честно. Мне важно было этот период просто пережить.
Ну, а летом что-то стало оживать в плане концертов. В июле уже состоялась поездка в Армению на фестиваль классической музыки, организованный Европейским фондом поддержки культуры. Добирались на машине в Минск, так как прямых рейсов в Ереван не было, пришлось оформлять специальные разрешительные документы, справки.
В конце июля в Мариинском театре мы выступили со скрипачом Павлом Милюковым, а в августе в Москве играли дуэтом с Дмитрием Маслеевым в зале, заполненном на пятьдесят процентов.
Иногда люди интересуются: каково это выступать при 25-процентном, при 50-процентном наполнениях залов, чувствуется ли разница? На мой взгляд, большой разницы нет. Для исполнителя главное, чтобы музыка звучала. И если мероприятия с ограничениями помогли противостоять распространению коронавируса, значит, все было правильно сделано.
Сейчас в России неплохая ситуация с концертной жизнью – мы счастливые люди. В Европе, например, все мои концерты перенесены на неопределенный срок.
Сцена привносит новое
— В прессе критики и члены жюри конкурсов, в которых вы участвовали, иногда высказывались насчет свободы ваших трактовок. Это было не в упрек, но все же… Во время вашего исполнения сегодня у меня возникло ощущение, что у вас имеется некий внутренний метроном, диктующий особенности фразировки, ритма, нюансов. Как вы понимаете свободу исполнителя академической музыки?
— Все относительно. У каждого свое понимание свободы. Кому-то прыгнуть с парашютом значит проявить свободу, а для кого-то достаточно выйти в поле и вдохнуть свежего воздуха.
Что касается конкурсов, то это вообще вещь субъективная. Публика должна понимать, что она ничего не решает, а оценивать мастерство доверено десяти членам жюри. Их оценка зависит от многих факторов – их отношения к музыке, собственного исполнительского опыта, от их понимания перспективности того или иного музыканта, от настроения, наконец.
Я играю так, как чувствую в данный момент. И тему постоянного совершенствования никто не отменял.
— Вы как-то выстраиваете процесс концертного исполнения? Продумываете ли всё заранее или важна спонтанность?
— Об этом хорошо сказал Рихтер: «Все думают, что у меня всё идеально получается, и я постоянно думаю над концепцией. Но всё ровно наоборот. Концепция рождается сразу, а далее приходится работать над деталями».
Кстати, концепция может меняться. А сцена всегда привносит нечто новое. Для меня это самое важное в исполнительстве. Зачем тогда люди ходят на концерты, если все уже есть в записи?
Мне думается, люди идут в зал все же за чем-то живым, а не за чем-то идеальным. Например, десять исполнителей совершенно по-разному сыграют популярнейший Второй концерт Рахманинова, и даже у них в разные моменты жизни это будут разные трактовки.
— Есть ли у вас какой-то маяк в мире фортепианного исполнительства, возможно, идеал?
— Такой вопрос ставит меня в тупик. Не задумывался.
— Как много вы занимаетесь?
— Занимаюсь по необходимости. У меня нет жёсткого тайминга. Если произведение уже есть в руках, в голове, стараюсь не «заигрывать» его.
Это заблуждение, что много часов в день, проведенных за роялем, идут на пользу. Чтобы произведение звучало на концерте свежо и ясно, иногда можно его на время отложить. У исполнителя всегда есть риск, что вещь может надоесть.
— Что вас в жизни вдохновляет?
— Вдохновляет искусство вообще, и здесь я всеяден. Не могу сказать, что много читаю, но делаю это вдумчиво, стараясь все интегрировать в сознание. Смотрю кино, сериалы, так как сейчас создается много интересного. Например, очень многослойная работа у Нолана – его фильм «Довод». Понравился сериал «Черное зеркало».
Я люблю проводить время с семьей – у меня замечательная жена, а еще у нас есть собака чихуахуа. Она даже более известна, чем я (смеется) – например, у нее в Инстаграм 26 тысяч подписчиков! Однажды я возвращался с концерта и нес ее на руках. Меня на улице окружили люди, подумал – поклонники. А они говорят: «Смотрите, это же та самая Бэлла, собака из Инстаграм!».
— А как относитесь к соцсетям?₽
— Если честно, я почти забросил их. Мне не нравится, что у музыкантов почти все одинаковое: вот город, где я выступаю, вот зал, вот я на фото с дирижером.
Соцсети имеют большой потенциал, вести свой аккаунт увлекательно, но это целая наука. Мало быть интересной личностью, чтобы привлечь подписчиков. Надо еще постоянно делать качественный и интересный контент, а на это требуется время.
Но, конечно, периодически я просматриваю ленту – слежу за своими друзьями, просматриваю отзывы на свои выступления. Музыкантам нужна обратная связь.
Беседовала Анна Кова
