Звезда балета ‒ Александр Балабанов

Александр Петрович Балабанов, народный артист РСФСР, лауреат премии Ленинского комсомола, член Всемирного совета ЮНЕСКО, профессор Новосибирского государственного педагогического университета, почетный работник культуры Новосибирской области, заслуженный работник культуры и искусства Новосибирской области, председатель областной военно-шефской комиссии по культуре, ветеран труда, член совета ветеранов администрации губернатора Новосибирской области и правительства Новосибирской области, обладатель множества званий, регалий и наград. Но его главное звание и призвание ‒ артист балета, а лучшие годы жизни Александра Петровича связаны с Новосибирским театром оперы и балета, где он состоялся как мэтр, как ведущий солист балета. С коллективом театра и индивидуально по приглашению Министерства культуры СССР Балабанов выступал в более чем двадцати странах мира. Работал с лучшими хореографами Советского Союза: Ю. Григоровичем, П. Гусевым, К. Сергеевым, Н. Дудинской, В. Чабукиани, Н. Касаткиной, В. Василевым, Е. Чанга, В. Васильевым и т.д. По личному приглашению руководства Большого театра Союза ССР семь раз исполнял партию Спартака в балете Юрия Григоровича на сцене Большого театра.

О творческом пути и о людях, с которыми ему посчастливилось работать, мы и беседуем сегодня с этим интереснейшим человеком.

Я недавно перебирал свои фотографии и нашел одну, очень интересную. Там ты, Володя Попов, все близкие за столом. Я сидел и вспоминал, какой же это год. Сопоставив многие сопутствующие факторы, пришел к выводу, что этой фотографии сорок лет. А ведь мы были знакомы раньше. И я понимаю, что именно ты стал человеком, который ввел меня в мир балета. Самое яркое мое впечатление ‒ когда ты пригласил меня на «Спартака» с приглашенным Марисом Лиепой в роли Красса. Но это все предисловие к вопросу, а сам вопрос простой. Ты родился, пошел в школу и, решив, что твое призвание ‒ балет, пришел и поступил в только что созданное хореографическое училище?

Конечно, нет. Я родился и жил в нынешнем Ленинском, а в то время ‒ Кировском районе. Район рабочий, заводской, поэтому ни о каком балете я знать не знал. Я футбол очень любил, мечтал стать футболистом. Позже мальчишки, узнав о том, что я буду учиться танцам, сознательно пинали меня по ногам, когда мы играли в футбол.

Как случилось, что ты, попав в училище, а после него ‒ в театр, стал ведущим танцовщиком академического театра, получил звание народного артиста, неоднократно танцевал в Большом театре, объездил полмира?

Я из первого основного выпуска нашего хореографического училища. Точнее, наш выпуск первым прошел полный курс обучения, до нас училище выпустило ребят, обучавшихся по экспериментальной шестилетней программе. Я сейчас уже и не вспомню, как мы узнали о наборе в училище. Мне было одиннадцать лет, когда мы, несколько учеников школы, решили попробовать поступить, толком даже не зная, что это за профессия – артист балета. Для поступления нужна была характеристика из школы и согласие родителей. Тогда авторитет педагога для всех был непререкаемым, и моя учительница убедила мою маму, что мне нужно попробовать поступить и написала очень хорошую характеристику.

Мой папа сомневался в моем выборе, но мама убедила его, за что я и благодарен ей всю жизнь. Именно мама определила мой жизненный путь. Вступительный экзамен я сдал успешно, и директор хореографического училища Шумилова Эмилия Ивановна подтвердили маме, что у меня хорошие данные для успешного обучения. Но я был на год старше своих сверстников, поэтому мне пришлось вновь пойти в четвертый класс, поэтому в первый год обучения в училище я был круглым отличником. Потом были разные оценки, но по специальным предметам у меня всегда было только “отлично”.

Но ведь первое твое знакомство с танцем произошло в Доме пионеров им. Володи Дубинина, куда ты ходил в студию танца?

Да. Я, будучи еще маленьким, выучил русскую пляску. Педагог видел, что я увлечен танцем, стал со мной дополнительно заниматься. Я начал этот номер исполнять и всем очень нравилось. Дорос до выступления в Доме культуры им. Чехова, танцевал на праздничных концертах. Но, конечно, никто не мог тогда и предположить, что я стану солистом балета, народным артистом России.

В училище ты попал к Сергею Гавриловичу Иванову?

Да, он был для нас как второй отец!

Эмилия Шумилова, Сергей Иванов и Алиса Никифорова ‒ три человека, которые создали сибирскую школу балета, профессиональное хореографическое училище. Сначала училище располагалось в приспособленном здании на улице Романова, за сегодняшним Домом быта. Там была школа-интернат.

Да, это была школа-интернат номер три. Ее закрыли и создали на этой материальной базе училище. Там в приспособленных помещениях был интернат, балетные залы. Но мы и этим были очень довольны. Я только четыре года был в интернате. Мест не хватало, и однажды маму вызвала Эмилия Ивановна Шумилова, и объяснила: «Саша подрос, пора из интерната возвращаться домой, ездить на учебу в балетное училище из дома». В интернате остались те, кто далеко жили, или иногородние.

Получается, что вот наши первые, золотые выпуски училища проходили свое обучение в здании на улице Романова, 33?

Я, Анатолий Бердышев, Владимир Рябов, Иван Диденко жили и учились на Романова, 33. Сейчас для учащихся НГХУ созданы прекрасные, я бы даже сказал ювелирные условия обучения и быта. А вот нам довелось жить в то время в очень жестких условиях.

Сколько было кроватей в спальне?

Припоминаю, что или 12 или 16.

У меня есть фотография вашей спальни, подаренная Володей Рябовым. Вы там друг у друга практически на головах спали.

Да (смеется). Дрались подушками.

Получается, в любых условиях могут выучиться большие мастера. Скажи, Саша, вот есть несколько типов учеников. Об одних сразу говорят: «Вот эта, этот будет звездой», а потом ‒ раз, и что-то в пошло не так. Или в физике тела, или характер сломался. Ведь профессия артиста балета ‒ каторжная. Человек или вообще не дотягивает до завершения обучения, или оказывается “у воды” (в классических балетах нередко на заднем плане расположен или фонтан, или озеро, там в основном танцовщики со средними данными ‒ прим. автора). А есть учащиеся и артисты балета, которые, не выделяясь в первые годы обучения, за счет повседневного упорного труда достигают потрясающих результатов. Ты из каких?

Талант ‒ это девяносто процентов трудолюбия. Я очень много работал над собой в училище, в театре. И именно благодаря этому многого достиг. Я не был звездой, когда учился ‒ хрупкий, тонкий. Хотя физически был очень сильным: один разгружал машину дров, привезенных в училище. Мне не давали сольные номера, даже не знаю, по какой причине, да и классических номеров было мало.

Ты помнишь свой первый сольный номер?

Я рано стал танцевать па-де-труа из балета «Щелкунчик». Со мной танцевали Галина Черепенько, Людмила Крендель ‒ очень способная балерина, с прекрасными данными. По окончании танцевальной карьеры она стала хорошим педагогом, у нее было к этому признание.

Кто в то время в театре был главным балетмейстером?

Мне повезло. Когда я пришел в театр балетную труппу возглавил удивительный человек ‒ Петр Андреевич Гусев. Это было великое творческое время. Гусев дал путевку в жизнь Олегу Виноградову, тот поставил у нас балеты «Золушка» и «Ромео и Джульетта». Олег Виноградов вырос в нашем театре, на нас как постановщик. Все его эксперименты реализовывали мы. Он на нас перепробовал все поддержки. Юрий Григорович ставил на нашей сцене, здесь танцевал Никита Долгушин. Он был председателем жюри, когда я выпускался, и сказал: «Саша будет танцевать». И так и получилось.

Да, в то время посмотреть виноградовскую «Золушку» в Новосибирск ехали критики и специалисты, любители балета со всего СССР. Новосибирская балетная труппа гремела. А у тебя как пошло по карьере?

У меня был эволюционный творческий процесс. Последний год обучения в училище был очень тяжелым, ведь в театр я пришел еще будучи студентом последнего курса в хореографическом училище. Наш выпускной класс (18 человек) пригласил лично директор театра – Семен Владимирович Зельманов. Он обратился к нам с просьбой о помощи, поскольку театру не хватало профессиональных артистов балета.

Это был замечательный руководитель, потом его перевели в Москву. Он пригласил нас стажерами в балетную труппу. Поэтому последний курс обучения для меня был довольно напряженным: приходилось совмещать учебу с работой в театре. Я приходил в балетный класс рано утром и возвращался домой поздно вечером, был занят практически во всех спектаклях, выходил на сцену в балетных и также оперных постановках, где были балетные фрагменты.

Конечно, это хорошая школа. Но у нее есть серьезный недостаток: когда ты становишься незаменимым и в операх, и в балетах, ты можешь увязнуть в кордебалете на всю творческую жизнь. Ведь как удобно: поставил парня куда надо, он танцует. Но на карьере это плохо отражается.

Выбраться из кордебалета нелегко, надо постоянно доказывать, что ты можешь больше. Именно тогда я получил приглашение на работу в балетную труппу Рижского театра. Но я был уверен, что буду танцевать именно на сибирской сцене.

А так бы с Годуновым и Барышниковым поработал, они в то время еще в Рижском училище были. И все-таки какая первая сольная партия была в твоей карьере?

Спартак. История была такая. Когда готовился балет «Спартак» изначально я танцевал сольную партию абиссинского раба (“Рыбак и рыбка”) в гладиаторском бою на пире у Красса. В этой партии меня и увидели композитор Арам Хачатурян и балетмейстер Евгений Чанга. После сдачи балета «Спартак» состоялся художественный совет, где Хачатурян и Чанга высказали пожелание руководству театра, чтоб именно я танцевал партию Спартака (речь идет о первой постановке балета «Спартак», осуществленной в 1967 году на сцене НГАТОиБ балетмейстером Е. А. Чанга)

За десять дней я подготовил партию, потом танцевал Спартака в легендарном балете Юрия Григоровича в течение пятнадцати лет, в том числе несколько раз – на сцене Большого театра России (по именному приглашению администрации Большого театра), где Красса танцевал выдающийся Марис Лиепа. С ним мы были хорошими друзьями, он не раз бывал у меня в гостях. Вспоминаю, как мы вышли после спектакля в Большом театре – я танцевал Спартака, он – Красса, а его поклонники, ожидавшие Мариса у служебного входа, начали аплодировать мне, что было невероятно приятно и значимо. Для меня это означало признание столичной публики, и сам Марис Лиепа похвалил меня за отличную работу.

После «Спартака» сразу было «Лебединое озеро», потом «Корсар». Пошли новые спектакли, я уже везде выходил как солист. Тогда впервые к нам приезжал болгарский хореограф Петр Луканов, он ставил вечер одноактных балетов на музыку болгарских композиторов, один из трех танцевал я. Позже, при новом главном балетмейстере театра Александре Дементьеве, был «Ярославна» на музыку Бориса Тищенко. Это уже наступил 1980-й.

Что ты думаешь о главном балетмейстере Дементьеве? Ведь он не был профессиональным танцовщиком.

Все не могут быть такими же гениальными, как Григорович. Такие рождаются раз в сто лет. Дементьев к нам попал случайно, уровень его дарования был гораздо ниже требований нашего театра, но так получилось, что он к нам попал. Кое-что у него было неплохо поставлено: «Кармен-сюита», та же «Ярославна» и, конечно, балет «Антоний и Клеопатра».

Я работал с Юрием Николаевичем Григоровичем, и это было такое творческое счастье! Танцевать три его грандиозных спектакля ‒ «Легенда о любви», «Каменный цветок» и, конечно, «Спартак». Да не просто танцевать, а работать с мастером, соприкасаться с его творческим процессом. Я бы еще отметил балет «Гаянэ» Арама Хачатуряна. Отношу его к группе лучших балетов советского, да и постсоветского времени. С нами такие гиганты репетировали, как сама Наталья Дудинская, Константин Сергеев, Вахтанг Чебукиани и другие.

Саша, давай немного о твоих партнершах по сцене поговорим. Бытовало мнение, что Балабанов очень надежный партнер, с ним любая балерина может танцевать. А вот ты из них кого бы выделил?

Ларису Матюхину-Василевскую, Татьяну Кладничкину, Людмилу Попилину и Людмилу Кондрашову. Они не были капризными. Но и я внимательно и с добротой всегда к ним относился. Конечно, основной партнершей была Лариса Матюхина-Василевская. Удобная партнерша. Я больше всего с ней танцевал.

Скажи, пожалуйста, был такой спектакль «Ленинградская поэма», ты там танцевал Александра Матросова. Как ты сегодня оцениваешь этот балет и эту роль?

В этом балете я танцевал уже заслуженным артистом. Я патриот и эту партию всегда исполнял с творческим подъемом и с большим волнением. И сейчас, когда я вспоминаю этот балет, у меня нередко слезы накатываются на глаза. Потрясающая музыка и образ совершенно потрясающий. Я после спектакля всегда сидел и думал о том, что вот был такой человек, отдавший жизнь за Родину. Танцуя, я всегда считал, что отдаю дань его памяти.

А сейчас вопрос, который я давно хотел прояснить. Касается он постановки Пьером Лакоттом балета «Сильфида». Ведь неправдоподобно как-то все сейчас звучит. Пьер восстанавливает балет «Сильфида» для одного из каналов французского телевидения. После его приглашают осуществить постановку в парижской Гранд-опера, и вдруг, минуя Москву, Ленинград, он приезжает в Сибирь под Новый год, сам подбирает актеров и ставит балет в новосибирском театре. Как такое могло случиться? Я слышал, ты приложил к этому руку. Было какое-то письмо?

Да, мы в театре знали, что в Гранд-опера восстановлена «Сильфида». Я же всегда был занят в общественных организациях театра ‒ по комсомольской, потом и по партийной линии, присутствовал на художественных советах. И вот меня пригласил Александр Петрович Чугуков, возглавлявший театр в то время, и говорит: «Александр, вы сейчас летите танцевать во Францию, мы подготовим письмо с предложением о переносе балета “Сильфида” в Новосибирск. Постарайтесь кому-нибудь из окружения Пьера Лакотта это письмо передать». Я как раз готовился к поездке во Францию в составе делегации звезд балета Большого и Кировского театров. Замечательная была поездка. Меня пригласил в Гранд-опера Жан-Пьер Бонфу, провел по театру, а потом представил супруге Лакотта ‒ Гилен Тесмар. Я, представившись Гилен, вручил письмо от нашего театра с просьбой о постановке. Получил положительный ответ, и тут все закрутилось. Вот так я приложил руку к приезду самого Лакотта в Сибирь.

А потом погода испортилась, и пришел главный балетмейстер Вадим Андреевич Бударин. Он считал, что артисты старше 30 лет должны отойти на задний план, а на передний выпустил совсем молодых ребят. Кстати, этим он испортил жизнь очень многим молодым балеринам, не готовым ко многим партиям ни морально, ни физически. Скажи, пожалуйста, сейчас, по прошествии двух десятков лет и многих событий и новаций в театре, ты о его балетах вообще ничего хорошего сказать не можешь?

Почему же, у него было свое хореографическое мышление. К примеру, «Степан Разин» ‒ спектакль, который я любил из-за главного героя. «Пер Гюнт» и «Коппелия» ‒ классика, но он все сделал по-своему. Мы ведь с ним были знакомы еще по Кировскому театру. И когда его министерство направило в Новосибирск, он со мной разговаривал, просил поддержки, и мы были готовы эту поддержку ему дать, ведь он приезжал без пробного спектакля. Но по факту он к нам принес худшие качества из закулисной жизни Кировского театра и свои собственные не самые лучшие человеческие качества начал проявлять. Стал третировать и преследовать признанных мастеров. Мы с ним на партийных собраниях сталкивались. Там такая борьба была: Балабанов ‒ Бударин, Балабанов ‒ Бударин, Балабанов ‒ Бударин. Я всегда защищал артистов, и когда Бударин стал гнобить Бердышева, Гершунову, я, конечно, за них вступился. Считал и считаю, что они в то время еще могли танцевать и «Жизель», и «Юнону и Авось», и зритель на них, конечно, шел бы. Была дикая борьба!

Я говорил неоднократно Бударину: «Вадим Андреевич, вы могли бы стать хорошим балетмейстером, если бы считались с интересами любителей театра, с признанными мастерами местными. На этих исполнители идет публика, нравится вам или нет. И пока она идет, они должны иметь возможность выходить на сцену в тех спектаклях, в которых еще могут показать свое мастерство. Тут соединены воедино человеческий фактор и коммерческий расчет ‒ аншлаги в театре большая редкость. Да и прощаться надо с людьми, которые принесли славу театру, достойно. И еще я бы порекомендовал вам прислушаться к мнению критиков, которые сетуют на то, что вы не пускаете в театр других балетмейстеров и зритель вынужден смотреть исключительно ваши постановки». Сразу скажу, что внятного ответа я не получил, он обычно улыбался и отмалчивался.

Он никого не пускал. Ты помнишь, вопрос о нашем театре даже рассматривали на специально созванном заседании тогда еще ВТО (ныне СТД), и театр очень сильно критиковали. Бударин отмолчался, а Валерий Аркадьевич Бродский ‒ директор, как человек мудрый и опытный постарался как-то разрядить обстановку.

Да, я там предложил рассмотреть вопрос о том, чтобы художественную политику в балетной труппе определял опытный специалист ‒ художественный руководитель, который сам бы не ставил спектакли, но был хорошо подготовлен и имел хороший вкус.

Да, Валерий Аркадьевич тогда возразил, что академический театр достоин иметь главного балетмейстера. А уже через год-два, наверное, Бударина, наконец, уволили, и появилась в театре должность художественного руководителя. Стас Колесник, Владимир Владимиров.

Театр как бы погрузился во тьму, вошел в тяжелый период своего существования. Резко сократилась труппа, многие артисты уехали в другие театры, а молодежь активно стала использовать появившуюся возможность работать за рубежом, уехали в Европу, там многие из них создали семьи и остались на постоянное жительство. Зрители перестали ходить в театры, все сидели по домам у телевизоров или в видеосалонах, смотрели бразильские сериалы, эротику и боевики. Было много болезненных ситуаций.

Именно тогда ко мне пришли Анатолий Бердышев, Любовь Гершунова, мы обсуждали ситуацию. В это время появилось большое количество камерных трупп, групп, ориентированных на работу за рубежом. И вот мы с Анатолием, обсуждая эту тему, вышли на идею создания камерного балета. Мы прикинули, кто готов будет перейти из театра в коллектив, набиралось около 10–12 человек (позже состав труппы доходил до тридцати человек). Художественным руководителем сразу решили назначить Бердышева, а вот администрированием я предполагал занять Александра Петровича Балабанова, как человека опытного и хорошо известного.

Я понимал, что меня пригласили не только как народного артиста, но и как партийного лидера, как человека известного. Поэтому, когда Анатолий Бердышев решил создать коллектив «Балет-100», за поддержкой в администрацию пошел именно я. Любу и Толю знали как артистов, а меня не только как танцовщика, но и как активиста. С этой проблемой я пошел к мэру, в то время это был Иван Иванович Индинок. Он выслушал меня и сразу поддержал, выделили небольшое финансирование, и мы начали работать.

Да, Иван Иванович любил наш коллектив и неоднократно бывал на спектаклях. Особенно ему нравилась «Метель» на музыку Георгия Свиридова в постановке московского балетмейстера Алексея Бадрака. Он ее смотрел не один раз.

Работали со многими интересными постановщиками: Май Мурдмаа, Никита Долгушин, Алексей Бадрак, Эдвальд Смирнов и другие. Поставили много совершенно новых для Новосибирска спектаклей, в стилистике, непривычной для поклонников классики. Даже для нас, признанных мастеров, все было интересно: мы так не работали. Особенно я рад, что мы дали раскрыться такой балерине, как Таня Капустина, а уж для большого количества выпускников училища и молодых артистов балета это была вообще замечательная школа, они получили возможность творчески раскрыться. Один балет «Ангел» на музыку «Битлз» чего стоил, успех был просто фантастический.

Да, я недавно освежил свою память. Мы поставили 12 одноактных балетов, один двухактный. У нас было три программы классического и современного дивертисмента, каждая ‒ в двух отделениях, от самой известной классики, до работ Никиты Долгушина. Вот вспомним: «Метель» Г. Свиридова, «Свадебка» И. Стравинского, «Ангел» на музыку «Битлз», «Сиюминутности» Ф. Шопена, «Блудный сын» С. Прокофьева, «Чудесный мандарин» Б. Бартока, «Бразильская Бахиана» Г. Вила-Лобос, «Русские картинки» на обработки русских народных песен, балет на музыку Малера, «Чиполлино». Все это мы регулярно показывали на сцене музыкального театра, ДК железнодорожников, на сцене Дома ученых. Постоянно гастролировали, победили на фестивале камерных театров «Санкт-Петербургские звезды».

Да, много было интересного. Камерный балет продлил нам творческую жизнь, и мы доказали, что вполне могли еще работать в академическом театре.

Мне тогда приходилось самому переговоры проводить, организовывать выступления, гастроли, вести концерты и даже писать либретто, потому что балетмейстерам не до этого было, а зритель привык иметь перед концертом программку и либретто. Для меня все это стало возможным, поскольку я чувствовал, что за мной стоит Александр Балабанов, который мог решить многие организационные и бытовые вопросы коллектива. Ведь в то время в магазинах были пустые полки, но ты договаривался и привозил для ребят продукты. Надо добираться на гастроли в Прибалтику или на фестиваль в Санкт-Петербург, и ты договариваешься с заводом им. Чкалова и нас подвозят на заводском самолете и забирают обратно. В тебе вот это административное начало тогда ярко проявилось, ты сознательно это в себе культивировал? Ведь ты абсолютно надежный человек.

Балет ‒ искусство молодых, я всегда это понимал, поэтому в свое время окончил Высшую партийную школу (нынешняя академия госслужбы). Я понимал, что настанет момент в жизни, когда мне придется уйти со сцены, и готовился к административному пути.

Чтобы закончить с камерным балетом, ответь мне на такой вопрос: а сегодня области нужен такой коллектив?

Ну, мы-то собрались все народные и заслуженные артисты. Ядро было мощным: три народных артиста, две заслуженные артистки. Мы много ездили, нас многие любители балета в стране помнили по приездам на выступления в местные театры. А уж что говорить про Толю Бердышева, около восьми лет танцевавшего с Плисецкой по всему миру. Я и сам многократно вступал в Большом театре. Нас знали, поэтому успешно проходили выступления нашего коллектива и в Прибалтике, и в Москве, и в Ленинграде. Публика приходила на имена. Если бы сейчас что-то подобное появилось с таким блестящим составом, то это начинание необходимо было бы поддержать. Ты сказал очень правильную вещь: у нас танец очень любят, разнообразный. Мы не в Москве живем, где всяких театров и коллективов полно, на любой вкус ‒ только выбирай, куда пойти. Не может такой город, как Новосибирск зависеть от вкусов одного человека. У человека должно быть право выбора.

Вопрос деликатный. Когда начались разговоры, что Надежда Георгиевна Сныткина, руководившая хореографическим училищем, готовится уйти на пенсию, общественность на сто процентов была уверена, что следующим директором училища будешь ты, но им стал Александр Василевский. Когда начались разговоры о новом директоре оперного театра, твоя фамилия называлась в числе первых. Не случилось.

Много причин этому. Главная ‒ сломалась вся государственная структура. Распался Советский Союз, пришли люди, далекие от государственных интересов и не знающие культуры. Училище и театр стали федеральными. Таких людей, как Чернов, начальник управления культуры, не стало. Новые люди, клановость. Тем более что и училище, и театр в прямом подчинении Москве. Другие условия работы, зарплата другая, значительно выше зарплат местных руководителей, разве москвичи это отдадут просто так? После окончания творческой карьеры меня пригласил заместитель председателя облисполкома Виктор Семенович Косоуров и предложил заниматься аппаратной работой. Я согласился.

Насколько я информирован, ты все это время был близок к руководителям области. С кем тебе хорошо работалось?

Легко было работать с Иваном Ивановичем Индинком. Я был в предвыборном штабе Ивана Ивановича, и многие артисты тогда его поддержали, вообще, творческая интеллигенция. С Виталием Петровичем Мухой было сложнее. Он был большой умница, конечно, бывший производственник. Они с Иваном Ивановичем отличную школу прошли. С Виктором Александровичем Толоконским дружно работали, я бы сказал прекрасно. Наверное, мне какие-то недоработки прощались, моя прямота: народный артист, с регалиями. Мы же из другого теста слеплены, нам большее можно, большее разрешено, что ли. Особые люди. Вообще, двухтысячные годы были очень плодотворными.