Имперский комфорт и жесткий реализм, или МХАТ им. М. Горького открылся

МХАТ имени Максима Горького открылся 23 ноября. Вот так!

Помню, как в Новосибирском государственном академическом театре оперы и балета напольное покрытие стелилось за пару дней до открытия. Кто этого не видел, тот и не знает, с кем имеет дело.

Еще месяц назад состояние МХАТа имени Горького было таково, что возникали сомнения — успеют ли закончить столь амбициозный ремонт. На носу было открытие сезона. Интрига вызывала шушукание в кулуарах: «Откроет Кехман или нет?»

А в театре был завал. Да что там.… Еще 21 ноября зрительный зал напоминал зону капитального ремонта, правда, уже все стеновые панели были на месте, и кресла, ещё завёрнутые в плёнку, стояли, где положено, монтировались фонари, словом, работа кипела.

Видели, как в режиме таймлапс показывают строительство какого-нибудь объекта? Когда за несколько минут на ваших глазах складывается картина завершенного строительства? Здесь – практически то же самое, только в режиме реального времени. Невероятный по объему ремонт зрительской зоны, зала, сцены был проведен за рекордно короткий срок. Золушка превратилась в принцессу.

В день сдачи премьерного спектакля 22 ноября зрительный зал был полностью готов и блистал в своем обновленном великолепии. Приехавшая на сдачу съемочная группа канала «Культура», которая с месяц назад была в театре и видела, в каком состоянии он был, впала в немой шок – я это видел собственными глазами, когда показывал им преображенный театр. А 23 ноября, в день премьеры, прямо перед спектаклем (в 18:15) на моих глазах в фойе верхнего этажа в подсобку уполз последний электрический провод – как раз в тот момент, когда на лестнице появились первые зрители. Это был огромный финальный восклицательный знак!

Сейчас я могу смело и вполне объективно сказать, что сегодня в Москве МХАТ имени М. Горького будет самым востребованным культурным пространством. Все на самом высоком уровне – и зоны дружеского общения, и замечательные буфеты, и легендарные фонтаны, и, конечно, туалеты, ремонт которых так горячо любит пережёвывать «жёлтая пресса».

Трудно посчитать, сколько во время ремонта Кехман «накручивал» за день километров. В течение тридцати минут его голос можно было услышать в самых разных уголках театра. Объем информации, который он держал в голове  – просто невероятен! Только что он говорил со специалистами по отделке, а через пять минут решает вопросы звука, в следующую секунду он уже на репетиции и поддерживает режиссера Галину Полищук, которой он доверил первую, но полностью контролируемую им постановку, открывающую театр после ремонта. Он понимал, в каких сложных условиях идет подготовка спектакля: артистам приходилось делить сцену со строителями, причем на сцене – пространство, реально заполненное водой.

Кехман, исповедующий в обустройстве и ремонте театров имперский стиль, является его сторонником и в подборе репертуара, хотя именно он дал работу такому новатору хореографии, каким является испанский хореограф Начо Дуато. Выбрав в качестве премьерного спектакля жестко-правдивую постановку по рассказу Распутина «Нежданно-негаданно», он точно не пошел по самому простому пути, вогнав в ступор завзятых театралов, которые просто не поняли, как на эту работу надо реагировать.

Согласен, гораздо проще объяснить театральному сообществу, почему та или иная постановка модного режиссера гениальна, хотя, зачастую, это лишь издевка «мэтра» над лопоухим зрителем. Намного сложнее разобраться и понять, в чем здесь суть. Ведь с одной стороны, либеральная общественность должна негативно реагировать на Кехмана, как на ярого государственника. С другой – он доверил постановку хоть и русской, но рижанке, да еще и увенчанной многими «либеральными» театральными наградами. Да и в лагере патриотов смятение – по тем же причинам они должны были разорвать постановку в клочья. Но ведь это Распутин! Это та правда, о которой все последние годы они твердили. Неловко как-то получилось, неправильно.

Вот и заявляет один наш Telegram-канал, донося своим читателям расстановку сил после сдачи спектакля, мол, мнения разделились, но, наверное, те, кому спектакль понравился, шли по контрамаркам. Товарищи, какие контрамарки?! Кехман их никому не дает – ни в Питере, ни в Новосибирске! С другой стороны, на сдаче все были без билетов, значит, вовсе не в контрамарках дело.

Но Кехман не был бы Кехманом, если бы все пустил по прогнозируемому пути. Он не переставал удивлять и вносить диссонанс в среду театральной общественности, делая очень непростые и далеко идущие заявления, о которых стоит серьезно задуматься. И ведь дело не только в его словах, сказанных на многочисленные камеры (сам видел и слышал), но и в том, что было сделано до открытия МХАТа. Подскажу некоторые месседжи: «Art-theatre», за который на него накинулись некоторые радетели традиций, переводится, между прочим, как «художественный театр». Справедливости ради, надо сказать, что там и слово МХАТ присутствует. А теперь – следите за мыслью. Президент Путин, который подписал «Указ о праздновании 125-летия театра«, имел в виду единый театр, который создавали патриархи. Сегодня такого театра просто нет. И как сказал со сцены Владимир Кехман: « В этом, конечно, мудрость Владимира Владимировича, потому что я надеюсь, что в следующем году этот театр возникнет. И указ празднования именно Художественного общедоступного театра станет, скажем так, предтечей новых интересных изменений, которые произойдут на этой сцене.»

На вопрос критиков: «А где птичка?», Кехман дерзко ответил: «В Камергерском переулке» (то есть там, где МХАТ и был с момента основания). Так что же имеет в виду Кехман, который просто так ничего не делает? Задуматься бы надо, ведь он сам подсказки дает. Он уже обращался к Константину Хабенскому, чтобы сделать в год 125-летия совместный проект с МХТ им. Чехова. Вот и думайте. Кстати, чайка все-таки будет во МХАТе на пожарном занавесе, и она на своем месте на входной зоне.

Впрочем, те, кто наблюдает за работой Владимира Абрамовича, уже привыкли, что всегда находится группа критиков, которая требует вернуть в театры то чаши «Генуя» (помните, такие были в привокзальных туалетах?), то паркет – как признак академизма и советского могущества (как это было в Новосибирске).

Ну, а заявление Кехмана, что он хочет изменить театральную Москву, или хотя бы попытается – это же вообще за гранью! Что он там о себе возомнил?! Хочу напомнить, что вверенный ему НОВАТ в продажах по «Пушкинской карте» вышел в лидеры среди российских учреждений культуры. Иными словами, комфорт в театре и контент, который театр предлагает, вполне устраивают молодежь, которая своими «Пушкинскими картами» голосует за НОВАТ.

Вернемся же к открытию. Уже само начало было «привычно – непривычным». Сводный детский хор НОВАТа и Михайловского театра с Екатериной Волковой исполнили гимн России. Вот я не понимаю, почему все эти годы государственные театры на открытии сезона не исполняли гимн? Хотя бы из уважения к государству, которое создает условие для реализации подчас очень спорных проектов?

Надо было появиться Кехману, чтобы зрители первого спектакля сезона встали и исполнили гимн страны, в которой они живут. А ведь на спортивных состязаниях его всегда исполняют! И ведь встали и прониклись! Ангельские детские голоса со сцены сливались с взрослыми, которые обрушались на слушателей из-под свода зала. Чрезвычайно эмоционально! Отныне так будут начинаться все театральные сезоны.

А вот дальше зрители увидели жесткое до физической боли театральное действо. Оно о том, в каком обществе мы жили 25 лет назад, когда в экономически безграмотной стране провели приватизацию, шоковую терапию, отбросив все население за черту цивилизации. Когда профессора торговали на улицах, а вчерашние приемщики стеклотары создавали новые правила жизни, по которым заставляли жить общество.

Я убежден, что это очень важное и своевременное послание через искусство россиянам. Тот, кто не помнит нашу новейшую историю, рискует попасть в еще более тяжелое положение. Спектакль об этом. О том, какими невероятными усилиями удается вытаскивать (это процесс еще не завершен) наше общество из той пропасти, в которой мы все находились. Спектакль рубанком снес накопленный годами слой благополучия. Зрители в зале плакали – как мужчины, так и женщины.

Этнически русской гражданке Латвии Галине Полищук, впитавшей с кровью русскую культуру и хорошо владеющей инструментарием современной европейской театральной режиссуры, удалось в полной мере использовать все эти приемы и создать современный спектакль с глубоким пониманием базовых основ русской культуры, превратив непростую прозу Валентина Распутина в динамичное действо. При этом Галина, являющаяся носителем русского языка, вместе с автором адаптации для сцены Еленой Исаевой (с которой они создавали основу предыдущего спектакля Полищук – «Женщины Есенина») смогла донести до зрителя нюансы писательского слова Валентина Распутина.

Большая доля современных приемов в ее постановочной манере привлекает к работе с Полищук актеров разных поколений. По сути, на примере этих спектаклей сегодня мы видим формирование костяка труппы МХАТа этого и следующих сезонов. По имеющейся у меня информации, в ближайшее время в состав труппы войдет Агния Кузнецова, которая буквально взорвала зрительское восприятие, играя на грани человеческих возможностей. Мне особенно приятно отмечать, что Агния наша землячка – она родилась в Новосибирске. Не менее убедительна была и Наталья Медведева в роли жены главного героя. На высоте были и актеры Марат Башаров (играющий, по сути, самого себя), Николай Коротаев (Бурый) и Андрей Вешкурцев (Олег, младший брат Бурого).

Я изнутри репетиционного процесса видел, каким авторитетом пользуется у этих артистов режиссер. При этом она невероятно требовательна и нередко говорит актерам нелицеприятные вещи, добиваясь нужного результата.

Будучи поклонницей русского рока, Полищук активно использует в постановке фрагменты музыки того времени, а также звуковые адаптации многих известных композиций. В то же время, она тонко чувствует ту грань, за которой звук, музыка превращаются в самоцель (чем страдают некоторые современные популярные режиссеры, вынося на сцену свои музыкальные ассоциации к месту и не к месту). У Полищук музыка, звук – это лишь один из инструментов в достижении результата.

Режиссер мастерски владеет построением эффекта резонанса. В первых картинах рынок преднамеренно используется, как некий раздражитель, давая зрителю пережить полное ощущение дискомфорта – хочется бежать. Не зря Галина получала призы за неореализм в театре, за умение создать особый давящий, невыносимую реальность, как это было в её постановке в театре Алвиса Херманиса. Постепенно этот реализм все больше и больше будет уходить в сторону метафорического европейского театра, несмотря на появление на сцене и настоящей воды, и настоящей собаки. Дальше режиссёр работает в основном на четырех белых экранах, символизирующих некий идеальный мир детского рисунка… В нем все не дорисовано – начиная от фрагмента неба и заканчивая недорисованным домом. Единственный законченный и живой объект – это собака, единственная, кто понимает ребенка.

Используется весь планшет и вся глубина сцены, актёры часто существуют на фоне звуковых шумов – комариного писка, кудахтанья кур. Такой саунд-дизайн вместе с голосом актёра дает полное ощущение кинематографа. Сегодня зритель (особенно московский) не готов к декларации и к картонным, развернутым на зал, мизансценам. Приученный к кино, он хочет слышать живое актёрское дыхание, а не старательное разбрасывание слюны во время декламационной манеры произнесения текста в зал.

Несмотря на то, что в первом акте, кажется, что режиссёр использовал прием психологического театра (чем она в принципе не занимается)  – это все равно приём игрового театра.  Например, одновременное соединение персонажа с комментированием своих же чувств и эмоций.  Этот постдраматический приём даёт  возможность трансляции закадрового текста театральным методом, как и столь популярный в современном театре метод комментирования визуальным текстом – рыночные  таблички, которые также существуют и в реализме, обретают иносказательный смысл, например, надпись  «пристрели бурого».

Потрясающая сценография, особенно сценическая Ангара – водная стихия, близкая Распутину. Вода очищает и разрушает. А еще на сцене она усиливает видеоряд.

Если на премьерном показе было большое количество гостей из числа нашей политической и экономической элиты, то на второй показ Кехман пригласил семьи и участников специальной операции. Сделано это было без эпатажа, пиара, что нередко допускают некоторые деятели культуры для достижения корыстных целей. Запущенный после ремонта общедоступный театр гостеприимно принял в своих стенах почти 1200 человек, переживающих сейчас непростые времена и не имеющих серьезного достатка. И как же дорого было наблюдать человеческую реакцию этих обычных людей, в своей жизни испытавших все неприятности эпохи развала СССР – перестройки, гласности, приватизации дикого рынка, когда рухнула коммунистическая идеология, которой пытались заменить бога, и люди, брошенные в рынок, не имели никаких душевных и нравственных ограничений. Для одних это была возможность на костях сколотить первоначальный капитал, для других – просто выжить и не впасть в скотство.

И еще о важном! Этот спектакль – не чернуха, как поспешили об этом высказаться некоторые критики. За каждым жестом, каждым действием стоит любовь к человеку, сострадание к нему и попытка продвинуть его к свету. В ребенке, который вернулся к эксплуатирующим его бандитам, чтобы не допустить крови принявших его людей, – наше будущее. Пока простой, по сути нищий русский мужик Семен берет этого ребенка в семью и пытается его защитить, у всех нас есть шанс на свет. Даже у тех, кто участвовал в этом процессе расчеловечивания.

И последнее. Проблема сирот сегодня встала особо остро в зоне специальной операции, и об этом тоже стоит подумать.