Директор Театра имени Вахтангова Кирилл Крок — об ударах коронавируса, «толстовских» идеях основателя и планах на юбилейный год
Билетный рынок и нормальная работа театров восстановятся не раньше конца 2021, прогнозирует Кирилл Крок. Тем не менее он твердо намерен реализовать все намеченные на юбилейный год планы и создать именной Дом-музей Евгения Вахтангова во Владикавказе. Об этом директор Вахтанговского рассказал «Известиям» в процессе подготовки к празднованию столетия театра.
— Кирилл Игоревич, ограничения, связанные с пандемией постепенно снимают. Могли бы вы подвести промежуточные итоги — как эта история отразилась на театральной отрасли?
— Первое — билетный рынок и рынок event-индустрии разрушен до фундамента. Билетные агентства сократили массу сотрудников, чтобы хоть как-то выжить. Нужно время, чтобы люди вернулись, система заработала. До ограничений у нас было 26 уполномоченных, сейчас — шесть. Им просто негде работать: вузы и школы были закрыты, офисы и госучреждения перевели сотрудников на удаленку.
Я, безусловно, рад, что культурным учреждениям разрешили 50-процентную заполняемость зала, с надеждой жду, что к маю при благоприятных условиях все ограничения будут сняты, но, с другой стороны, не разделяю оптимизма по поводу того, что билетный рынок полностью восстановится к лету. Наша отрасль заточена под сезонный фактор. Люди два года не отдыхали и вряд ли летом ринутся в театры. А за пандемией последует экономический кризис, и эти последствия мы будем ощущать на себе еще несколько лет. В лозунге «хлеба и зрелищ» на первом месте все-таки хлеб. Люди будут думать о насущных проблемах. Прогнозирую восстановление билетного рынка не раньше конца 2021 года.
Фото: агентство городских новостей «Москва»/Сергей Ведяшкин
Второе — пандемия обнажила взаимоотношения театров с учредителями. Когда всё это началось 17 марта 2020 года, я даже записал обращение к сотрудникам театра, о том, что у нас достаточно финансовых ресурсов. Есть валютный счет, куда мы по копейке складывали все наши золотые яйца иностранных гастролей. То есть до сентября мы бы продержались. И надо отдать должное Министерству культуры РФ, которое не бросило подведомственные учреждения культуры: всем была оказана помощь в графе выпадающих доходов. Это позволило нам не снизить зарплаты и фактически не тронуть наш валютный счет.
Но это нам повезло, а в некоторых регионах, насколько знаю, вообще не помогали. Сказали: «Сидите. Денег нет». Иным театрам, слава Богу, дали беспроцентные кредиты с условием, что никто не будет уволен и в последующие годы регион рассчитается с банками. Были и такие примеры, когда учредитель говорил, мол, мы вам давали деньги на новые постановки, потратьте их на зарплаты. Но если театр не выпускает премьеры, то он начинает умирать. В общем, довольно спорное решение.
Третье — еще острее встал вопрос нехватки управленческих кадров. Нет профессиональных директоров, художественных руководителей, нет скамейки запасных, не выращен кадровый резерв даже в столицах. К управлению театрами приходят люди совершенно сторонние. Я был поражен, когда несколько лет назад в один концертный зал назначили руководителем человека, который до этого спекулировал блатными билетами. Для меня это дико странно, потому что я убежден, что директор театра — это профессия, которой можно научиться, только работая в структуре отрасли, начиная с администратора, заместителя и далее по лесенке. Я преподаю в «Школе Дадамяна» (Высшая школа сценических искусств под руководством Г.Г. Дадамяна. — «Известия») и вижу, сколько людей в региональных театрах назначаются со стороны, они даже не понимают природу театра.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Бедняков
Я уж не говорю, что нет художественных руководителей и главных режиссеров. Не надо думать, что если талантливый режиссер где-то поставил хороший спектакль, он может возглавлять коллектив. Художественный руководитель — человек, объединяющий разные, порой взаимоисключающие начала, разные слои трупы. Не каждый готов на такое самопожертвование, не каждый готов взять на себя эту колоссальную ответственность. И что мы видим? Даже в Москве приглашают на пост главных режиссеров руководителей провинциальных театров, тем самым оголяя регионы. Это понятно: столицы всегда притягивали самое лучшее, но глобально на уровне страны проблему так не решить.
Ну и последнее. Столько, сколько уничтожила пандемия в отрасли культуры, не смог бы сделать никто. Разрушены все гастрольные планы, какие-то перенесены на 2023–2024 годы, другие отменены, и неизвестно, сможем ли мы их реализовать.
— И тем не менее вы вступили в юбилейный год театра с большими планами. Как продвигается их реализация?
— Да, 13 ноября мы будем отмечать столетие Театра имени Вахтангова и очень надеемся, что в этот день сыграем премьеру «Войны и мира» в постановке Римаса Туминаса. Материал этот не случаен. Учитель Вахтангова Леопольд Сулержицкий был «толстовцем», проповедовал его идеи и был с ним знаком. Сам Евгений Багратионович, как бы ни пытался создать идеальный мир в своей Мансуровской студии, из который в итоге вырос наш театр, всё же был вынужден реагировать на события, происходящие в стране. А это, напомню, годы революции. На войну он ответил философией непротивлениия злу и выбрал для постановки со студийцами сказку Толстого об Иване-дураке. Но в какой-то момент отказался, считая, что злу не стоит сопротивляться даже таким образом. Он пишет одной из своих учениц, что о войне больше не думает и если истории нужно, чтобы их убили, пусть так и будет. Помогло ему укрепиться в этих мыслях более внимательное прочтение «Войны и мира».
Сбор труппы Театра имени Евгения Вахтангова в Москве, сентябрь 2020 годаФото: ТАСС/Александр Щербак
Одно из главных мероприятий, которое мы должны осуществить в юбилейный год, — создание Дома-музея Вахтангова на его родине во Владикавказе. Мы этим занимаемся очень активно, но сказать, что всё идет так, как хотелось, пока не могу. Пока сделали главное: расселили дом. Там было 13 коммунальных квартир, мы их выкупили, каждый собственник получил комфортабельное жилье. Сейчас заказали проектно-сметную документацию, определились с генподрядчиком, провели обследование несущих стен, перекрытий и фундамента. Получили неутешительный технический отчет. Первая бригада строителей, которая будет заниматься инъектированием стен и фундамента, уже выехала из Москвы, во Владикавказе таких специалистов нет. Идет всё сложно, особенно с учетом того, что нужно постоянно летать в другой регион, но мы трудностей не боимся.
— Каким будет Дом-музей?
— Главный художник театра Максим Обрезков уже придумал пространство. На втором этаже воссоздадут мемориальные покои семьи Вахтангова — гостиная, рабочий кабинет отца, спальни. К сожалению, не сохранилось подлинных фотографий дома внутри, поэтому мы будем делать историческую реконструкцию интерьеров по подобным домам того периода. Организуем выставочное пространство, благо в нашем театре есть довольно много материалов, связанных с жизнью и творчеством Вахтангова. Директор Национального музея Республики Северная Осетия-Алания Батраз Цогоев сказал, что у них в запаснике есть достаточно мебели той эпохи, которую они могут передать нам на временное хранение.
На первом этаже, где был одно время табачный магазин отца Вахтангова, мы сделаем зал с маленькой сценой по примеру нашего арт-кафе. Силами вахтанговцев и артистов региона там буду проходить творческие вечера, концерты, камерные спектакли.
Очень важно, что мы нашли полное понимание у властей региона. Они на месте являются мощным административным ресурсом и помогают нам решать все вопросы на стройке.
— Проект реализуется без привлечения госфинансирования?
— Мы обращались за помощью в госструктуры, но, к сожалению, не смогли найти там финансовой поддержки. Тогда стало понятно, что реализовать проект можно за счет собственных либо привлеченных средств. И я очень признателен меценатам, которые откликнулись на мои призывы и пожертвовали театру около 60 млн рублей. Приблизительная стоимость реконструкции — 200 млн. Ремонтные работы будем делать за счет средств, которые зарабатываем сами.
Фото: РИА Новости Евгений Вахтангов
— Вы объявили сбор через краудфандинг. Планировали привлечь около 3,5 млн рублей. Удалось собрать чуть больше двух. Не обидно?
— Нет, ни капельки. Каждые 100 рублей для нас дороги. Мы и не рассчитывали, что краудфандингом сможем собрать бюджет на реконструкцию. Нам было важно привлечь внимание к проекту, увидеть, что мы не одни горим желанием вернуть Вахтангову дом. Эта история не про деньги, а про человеческие отношения. У меня за спиной стоит более тысячи человек, которые пожертвовали свои кровные, заработанные трудом средства.
— При Станиславском было создано шесть студий, из них преобразовались в полноценные театры две, в том числе Театр Вахтангова. Со своими студийцами Евгений Багратионович провел около четырех лет, выпустил несколько спектаклей. Что он такого вложил в учеников, что спустя сто лет ему ставят памятники, создают музеи, а артисты чуть ли не молятся на него?
— Не знаю и, если честно, часто сам задаюсь этим вопросом. Но эти люди, его первые ученики, по сути, сохранили для нас Театр Вахтангова. Только вдумайтесь — самодеятельная студия. Без финансирования и зарплат. Вокруг гражданская война, голод, разруха. Ушел из жизни учитель. Студийцам от имени Художественного театра пишет Владимир Немирович-Данченко, приглашает влиться в коллектив, обещает зарплаты, соцпакет и так далее. Но ученики отвечают, что будут самостоятельно продолжать дело Вахтангова. Немирович-Данченко пишет второе письмо, где говорит, что хочет совместно продолжать дело Вахтангова, и снова получает отказ. Тогда он обращается Луначарскому, говорит, что неправильно сохранять дом на Арбате Вахтанговской студией после смерти основателя. И какую же веру Вахтангов вселил в актеров, что даже после его смерти они сумели отбить все попытки закрыть студию и сохранить себя! А для нас — Театр Вахтангова.
— Интересно, а кто вам внушил любовь к театру и личности Вахтангова? Вы не учились в Щукинском институте, в театр пришли сформировавшимся человеком со своим взглядом на мир, с определенными эстетическими вкусами.
— Я вас о другом спрошу: как можно работать в театре и не любить свой дом? Когда кто-то из директоров мне говорит, мол, ничего не получается, не клеится, мне всегда хочется спросить: «А ты влюблен в это дело? Относишься ли ты к театру, как к своему дому, или сидишь и ждешь шести часов, чтобы поскорее убежать? Воспринимаешь ли ты каждую неудачу в театре, как личную боль? Ты должен полюбить эти углы, коридоры, простите, туалетные комнаты, тогда, с моей точки зрения, есть шанс, что всё получится. Ну а прийти в театр с вековой историей и остаться в стороне от имени Вахтангова… И потом, мне безмерно повезло: я застал хвост кометы в виде Галины Коноваловой, Юрия Яковлева, Вячеслава Шалевича, Владимира Этуша, Василия Ланового, Юлии Борисовой и других артистов, которые помнили еще тот театр. И вот из разговоров с ними, я, как младенец с молоком матери, что-то в себя впитал.
Портреты актера Василия Ланового на фасаде здания Театра имени ВахтанговаФото: ТАСС/Владимир Гердо
Да, наверное, можно было бы без всего этого прожить, можно… Но стучать себя в грудь здесь, в Москве, говорить, какие мы крутые, сколько ставим и зарабатываем, поднимать бокалы за столетие театра, клясться в верности отцу-основателю, а в то же время где-то под коркой головного мозга знать, что на родине Вахтангова разрушается его именной дом… Наверное, это будет лицемерием. Поэтому мы взяли на себя эту миссию и, очень надеюсь, выполним ее.СПРАВКА «ИЗВЕСТИЙ»
Кирилл Крок начал свою профессиональную деятельность в должности монтировщика и осветителя сцены. С 2000 года — заместитель худрука театра «Модерн» и замректора Школы-студии МХАТ. С 2010-го — директор Театра имени Вахтангова, заслуженный работник культуры РФ.
