В Новосибирском художественном музее проходит выставка «Павел Филонов и его ученики» из коллекции Государственного Русского музея.
Павел Филонов — грандиозная фигура в истории русского авангарда. Синтезировав в себе религиозную философию Николая Федорова, поэзию Велимира Хлебникова, музыку Александра Скрябина и Дмитрия Шостаковича, он создал концепцию аналитического искусства, в основе которой лежало уподобление цветового и композиционного построения художественного произведения росту и движению всего живого в природе, создал свою школу, воспитал талантливых учеников.
Умер Филонов от истощения в Ленинграде, в первую, самую страшную, блокадную зиму… Хотя, можно сказать, он медленно умирал от истощения все 1930-е годы, когда жил абсолютно впроголодь. Репрессии напрямую не коснулись художника, но власть словно душила его, морила голодом, убивала, но медленно, с удовольствием. Мы с моей внучкой любили рассматривать в Третьяковке на Крымском Валу замечательную инсталляцию – «Товарищ Сталин встречается с модернистской скульптурой». И однажды Даша спросила меня: — А можно ли сделать подобную инсталляцию, где товарищ Сталин встретился бы с аналитическим искусством? В самом деле, как бы отреагировал Отец народов на творчество Филонова, если бы с ним столкнулся? Может быть, поставил на рисунках Павла Николаевича резолюцию «Сволочь. Хотя и талантливая», ведь оценил же он так творчество Андрея Платонова, еще одного гиганта русской культуры. А может быть, пораженный тем, как художник мыслит и работает в масштабах Вселенной, свободно оперируя атомами и бесконечностями, прошлым и будущим, диктатор причислил бы его к «небожителям», как Бориса Пастернака? Кто знает…
При жизни мастера не состоялось не одной его персональной выставки. В 1929 году в Русском музее уже была подготовлена экспозиция, но ничего не состоялось, картины простояли лицом к стене. Первая персональная выставка Павла Филонова открылась только спустя почти сорок лет в новосибирском Академгородке, работы предоставила младшая сестра художника Евдокия Глебова, а лекции о творчестве Павла Николаевича приехал читать один из его учеников Борис Гурвич. Это произошло в 1967 году, то есть за год до затмившего выставку в памяти народной Первого Всесоюзного фестиваля авторской песни, посвященного 10-летию Академгородка и 5-летию клуба «Под интегралом». Организовал выставку совершенно уникальный человек, коллекционер и, как сейчас бы выразились, общественник Михаил Янович Макаренко, директор Картинной галереи Дома ученых. Ему и группе сподвижников (прежде всего это директор Дома ученых Владимир Немировский) удалось провести в Академгородке выставки Николая Грицюка, Роберта Фалька, Михаила Шемякина. Это при том, что каждый раз все приходилось согласовывать сначала с профкомом Сибирского отделения Академии наук, затем с Президиумом отделения, а в финале еще нужно было получит добро от партийных органов! Это немыслимо: каким же даром убеждения, какой настойчивостью и уверенностью в своей правоте обладали эти люди…
Но не могло это необъяснимое чудо продолжаться долго! Все закончилось после фестиваля, к организации которого Михаил Янович вообще не имел никого отношения, но его угораздило вручить почетную грамоту Сибирского отделения Академии наук и специальный приз фестиваля Александру Галичу. И завертелось, закрутилось расследование: 15 томов уголовного дела, 8 лет тюремного заключения, затем эмиграция в США. Особо опасный преступник Советского Союза – называл себя Михаил Янович. Обком партии во главе с Федором Степановичем Горячевым объявил Картинную галерею идейно вредной. А ведь уже на подходе была выставка Марка Шагала, который был согласен приехать в Новосибирск.
Может быть то, что работы Филонова снова оказались в Новосибирске – какой-то тайный знак? Ведь он самый неразгаданный творец в мировом изобразительном искусстве, его работы невозможно объяснить, невозможно описать… Павел Николаевич предполагал в зрителе прежде всего собеседника. Хотя какие из нас, теперешних зрителей, собеседники? Иосиф Бродский как-то сказал: «Я часто думаю, насколько все бессмысленно — за двумя-тремя исключениями: писать, слушать музыку, пытаться думать… А остальное все такая…» Я бы добавил: еще нужно смотреть картины.
Мы благополучно теряем навыки мышления, восприятия музыки, литературы, изобразительного искусства. Да и навыки спора мы теряем, ведь нельзя же назвать спорами яростные словесные баталии крикунов в телевизионных шоу. Это очень обидно и страшно. Происшедшее с нами за последний год основательно встряхнуло нас, словно с новогодней елки облетела старая ненужная мишура и засохшие иголки. У нас появился уникальный шанс если не броситься читать и перечитывать классику или сломя голову бежать в музеи и концертные залы, то хотя бы попытаться заглянуть внутрь себя, посмотреть — осталось ли в нас хоть что-нибудь глубокого, сокровенного, настоящего. Ведь наверняка осталось, в каждом из нас. Другого такого шанса уже не будет.
