Черная пантера, орел и слон
– Роковой вопрос: как вы относитесь к фигурам вроде бы классическим, но занятым попсой? Вот Волочкова, вот Мацуев, вот Басков. Это вроде бы классические артисты, но они популяризуют это искусство. Это все равно что Радзинский рассказывает об истории. Как вы относитесь? Хотя Радзинский – серьезный драматург и большой писатель, но он играет вот и в это.
– Все, что касается Насти, если бы я не был свидетелем той чудовищной травли, которая была развернута против нее…
– …То вы бы относились скептически.
– Да. И так как у меня есть часть моей жизни, прошедшая рядом с ней, когда она появилась в Москве, я бы первым, кто с ней танцевал, я ее представил московской публике. Я был свидетелем этой чудовищной травли, когда меня вызвали и сказали: вот сейчас вы выйдете и перед камерами скажете, что вы ее не можете поднять. Я сказал: я не буду.
– Тем более могу поднять.
– Тем более я ее мог поднять и так далее. Вызвали моего педагога и сказали: сейчас вы выйдете и скажете это.
И вам угрожают. И все эти люди, которые мне угрожали, они мне потом все и отомстили. Уже чуть позже, правда.
С Анастасией Волочковой
– Кому же она так помешала?
– У них был заказ. Она сама пусть про это рассказывает. Просто я бы относился по-другому. Все, что происходило с Настей, это в принципе Адриана Лекуврер современного мира. Что касается Дениса, понимаете, опять-таки любое классическое искусство ценно тогда, когда вы можете… Вот есть концерт Рахманинова. В нем есть определенное количество нот, человек это делает хорошо? Хорошо. Ваш выбор идти слушать или не слушать. Он человек сам по себе очень яркий. А мы знакомы с самого детства.
– Темпераментный.
– Мы с детства знакомы, потому что мы лауреаты «Новых имен» еще тех 80-х.
– Ну, он ровесник ваш, да?
– Нет, чуть-чуть младше. И третий – кого вы назвали?
– Басков.
– Коля. Коля сказал мне абсолютно искренне, я не хочу – то, о чем мы с вами говорили – месяц тратить на то, чтобы спеть два раза там-то или там-то оперу и за это получить то, что я могу получить за 20 минут. Он очень искренне в этом признался. Другое дело, что это один из самых обаятельных и реально поющих на нашей эстраде людей. И опять-таки слушать этот репертуар или не слушать – ваш выбор. Но когда он начинал, стало понятно, что у него удивительно «полетный» голос, который пробивал толщею Большого театра, которую пробить очень сложно. Я этому свидетель.
– То есть вы с пониманием относитесь?
– Я отношусь с пониманием к выбору. Вы знаете, очень классно как-то сказала Настя Волочкова, когда ее все стали обвинять, что вот она выкладывает шпагат, это, то, се. Она сказала, слушайте, я выкладываю на своей странице, а ваш выбор – заходить на нее или нет. Я, например, не захожу туда, я ее в этом не видел. У меня нет на это реакции. Я не хочу знать Настю такой. Я знаю Настю другую. Для меня это совсем другой человек. Дима, поверьте, у меня очень злой язык. Я сволочь. И мои ремарки приклеиваются навсегда. Я относительно Насти очень много ерничал, шутил и так далее. Вот когда произошла эта трагедия, я закрыл рот, потому что никому не пожелаю столкнуться с тем «поездом», с которым столкнулась она.
– Так что было причиной?
– Как сказал один корреспондент, сначала ее раскручивали, а потом стали закручивать.
– Я должен вас спросить: какая музыка лучше всего, на ваш взгляд, выражает сталинский балет и сталинскую эпоху?
– Ну, это до меня все придумали. Конечно, это танец Капулетти… Конечно, эта музыка лучше всего иллюстрирует величие, монументальность этой эпохи, этой архитектуры, этого стиля.
– Есть ли у вас любимый балетный анекдот. У меня есть, но он настолько неприличен, что…
– Все балетные анекдоты неприличные… Поднял, понюхал… Не Жизель
– Вот это я очень люблю. Это великолепный анекдот. А какой вы любите? Попристойнее. Вряд ли вы его вспомните.
– Все непристойное.
– Это искусство такое. Не очень приличное.
– Потом, знаете, очень интересная вещь, наш юмор, то, что нас смешит, – он зрителю непонятен.
– С каким животным вы ассоциируете себя?
– Знаете, есть очень хороший тест, Дмитрий. Вот назовите три своих любимых животных, которые вы больше всего предпочитаете?
– Еж, вомбат и собака.
– Первое – это то, что вы хотите, чтобы видели. Второе – как вас видят. А третье – это то, чем и кем вы являетесь на самом деле.
– Да, собака.
– Когда мне задали такой вопрос, я сказал, что черная пантера, орел и слон.
– Вы святой. От вас исходит добро.
Из разговора с Дмитрием Быковым
Только мужчина может показать все женские пороки
– Николай, вы себе, правда, поставили срок, что в какой-то момент уйдете? 21 год. Откуда эта цифра?
– Я своему педагогу Пестову пообещал. 5 июня 1992 года нам вручали дипломы. Потому что 1-го и 3-го у нас были выпускные спектакли в Большом театре, а 5-го нам вручали дипломы. И было распределение по театрам. И вот когда он с нами общался в последний раз как с учениками, он мне сказал: Цискаридзочка, у тебя такая уникальная природа, что она будет актуальна только пока она свежа. Вот как начнется старение, твое амплуа, оно не подразумевает старости, потому не делай глупости, никогда не перетанцовывай. Я говорю, ну а сколько мне… Он говорит, 21 год самый большой срок.
– Двадцать один.
– Да, он сказал 21 год – не смей танцевать больше. Ну, и как-то я себя так настроил. Потом, когда у меня уже был сезон 17–18-й, я почувствовал, что порох в пороховнице стал заканчиваться, и я понял, что он был прав, что я это количество времени, но на способностях и на профессионализме протяну. Вот эта амплитуда данных, она стала тихо сокращаться.
Петр Пестов
Природа есть природа. Прежде всего начинает страдать дыхание. И я отсчитал, я пришел к тогдашнему министру культуры, сказал, что я в такой-то день уйду. Естественно, надо мной посмеялись. Все считали, что я вру. Я говорю, найдите мне применение, я хочу работать, я не хочу дурака валять. Меня стали все время засылать куда-то на периферию. Но я сказал, что я со своей квалификацией, с талантами, знаниями, образованиями на периферию не поеду.
Ну, естественно, мне никто не хотел искать никакого применения, но я сказал, что уйду. И вот когда я станцевал, просто это совпало, что мой последний спектакль в Большом театре в качестве премьера попал опять на 5 июня 2013 года. И когда я снимал грим после спектакля «Жизель», я гримеру сказал: все. Мне не поверил никто. Но это было все. Я сказал. Пацан сказал, пацан сделал.
– А вам это было сказать – каково? Легко? Тяжело?
– Легко очень. Легко.
– Очень редко вы все же выходите на сцену.
– Да, выхожу, конечно. Я себе напоминаю иногда, что я артист. Но не классическим премьером.
– Особый жанр. Вы где-то вспоминали, что вы иногда задаете себе вопрос, зачем вы это делаете?
– Нет, я знаю точно, зачем я это делаю. Просто когда я стал ректором, параллельно со мной из Большого театра ушла моя ученица Анжелина Воронцова. Я считаю, за последние 20 лет ни из московского, ни из ленинградского училища, ни из какого не выпускалась девочка такого дарования и красоты, как Анжелина.
С Анжелиной Воронцовой
К сожалению, она была вынуждена перейти в Михайловский театр, и одна из ролей, которую она исполняла, Лиза в «Тщетной предосторожности» – это версия Аштона. А комических старух в балете всегда исполняют мужчины, и я хотел просто как-то ее поддержать и в шутку сказал Владимиру Кехману, директору театра, давай, я станцую тоже с Линой. Он сказал: давай. И я думал, что я это сделаю один раз, просто, чтобы с ней выйти. Но получилось так, что я уже несколько лет эту роль исполняю. Для меня это такой отпуск. Я получаю удовольствие.
– Вы играете женщину.
– Да. Но такую, бальзаковского возраста.
– Каково?
– Прекрасно. Только мужчина может показать все женские пороки. Потому что женщина никогда не будет это показывать. Она по-другому это сыграет. Но мы знаем феноменальное исполнение женских ролей мужчинами.
«Ни один человек тогда не встал на мою защиту»
– Я заранее прошу прощения. Но давайте я все-таки спрошу. Эта история, которая даже для меня, человека не балетного, удивительна. Но все равно до меня это эхом донеслось, и я это говорю про Татьяну Кузнецову. Можно про нее спросить?
– Ради бога.
– Вы сильный человек, но я сейчас посмотрел в сети, открыл этот материал, после которого все и случилось. Я не знаю, тогда ли случился этот конфликт или нет. Она написала заметку про балет «Синий бог».
– Балет «Синий бог» был в 2005 году. И про меня гадости она писала на протяжении очень многих лет.
– С самого начала?
– С самого начала. И я не обращал внимания никогда.
– Но там заголовок, он чересчур…
– Нет. Во-первых, Татьяна Кузнецова – первый человек, который в 2008 году в разгар российско-грузинских отношений стал всем напоминать, что я грузин.
– Серьезно?
– Да. И делала это в оскорбительной форме. И когда на интервью, таком же как с вами, у меня было тогда с Колесниковым, он ее коллега по «Коммерсанту», я это вспомнил. Колесников перепроверил, и он показал это. Это было показано по телевидению.
Потом мы с ним встретились и он мне говорил, что она к нему подходила в редакции, требовала объяснений, говорила, что она будет жаловаться. Что-то рассказывала про этику. Он ей ответил сообразно журналистской этике, что так было нельзя.
Когда она меня стала как грузина преподносить тогда в прессе, ни один человек тогда не встал на мою защиту, ни один из либералов не сказал, что эту дамочку надо привлечь к уголовной ответственности, что ее в принципе надо уволить и никогда не позволять ей писать.
Я это все проглатывал. Никогда в жизни я на это не обращал внимания. Просто есть момент, когда произошел у нас конфликт. Я очень хорошо помню эту дату – это 7 мая 2000 года. Это день первой инаугурации Путина. Это была премьера балета «Дочь Фараона». Вышла ее критическая статья на мое исполнение премьеры. А ее в зале не было.
И когда мы с ней столкнулись в СТД, то я ей при всех объяснил, кто она такая, как ее зовут и что она не имеет права писать критическую заметку о том, когда ее просто в зале не было. На что она при всех сказала: я была на генеральной репетиции. Я говорю: генеральная репетиция для того и генеральная репетиция, чтобы человек имел право в чем-то ошибиться, что-то не сделать. И мало того, напишите, что это было на генералке.
Я никогда не делал ей замечания, по ее мнению. Я согласен, напиши: я ненавижу Цискаридзе. Напиши и пожалуйста, рассказывай про это. Она написала не одну гадость обо мне, при этом все вранье, как вы понимаете, там такое количество вранья.
Знаете еще что, я же в отличие от всех артистов записывал все свои выступления. Я могу поставить и доказать – не падал я тут. Вот не падал.
Но вы, видимо, спрашиваете о ленинградской истории? Да?
– Про лекцию, да.
– Дело в том, что я ректор Академии Вагановой. Академия Вагановой – это главный методический центр в мире. Особенно по методу Агриппины Яковлевны, как вы понимаете. И я являюсь начальником этого всего. Мало того, я дипломированный специалист. Я был педагогом-репетитором Большого театра в течение 10 сезонов. Я педагог Академии, я профессор кафедры там. И мало того, еще и несу ответственность за это все. Но в отличие от всех моих коллег в Петербурге я не пользуюсь метрополитеном, потому что меня привозят на работу, увозят с работы.
Реклама об этой лекции шла в метро. И все наши дамы, которые 80+, которые со мной потом пришли на эту лекцию, которые учились у Вагановой непосредственно, метрополитеном пользуются. Все приходили и говорили: Коля, это безобразие. Коля, это безобразие, Коля, это безобразие. Один раз я ответил: пусть делает что хочет. Второй раз…
Когда это шло месяц, мне позвонили несколько коллег, прима-балерин Большого театра, и сказали: Коля, ты не имеешь права на это не реагировать. Я сказал: хорошо, давайте так: давайте купим билеты. Я посчитал, кто из дам со мной пойдет. Там было просто две непосредственно ученицы Агриппины Яковлевны. Мы пришли на эту лекцию, купив десять билетов. Конечно, когда она меня увидела, у нее был шок.
– Я себе представляю.
– Второе, когда она произнесла первую неточность, я встал и сказал: пожалуйста, будьте аккуратны, здесь присутствую я. Понятно, вы меня не переносите. Вы считаете, что я такой плохой и так далее. Но здесь присутствуют еще девять человек, ведущих специалистов кафедры классического танца академии. Мало того, две из них – это ученицы Агриппины Яковлевны Вагановой. Пожалуйста, будьте аккуратны в выражениях.
Дальше она несла такую чушь, и когда там стали показывать моего педагога в Большом театре, великую Марину Семенову, которая была первой выпускницей Вагановой, это был кадр из фильма о Вагановой, и там за кадром идет мой текст.
И вдруг показывают меня в конце. Я здесь живой в зале сижу. Мало того, что у создателей фильма не было разрешение взято, ни у меня разрешение не взято, ни у канала «Культура». И авторы этого фильма написали открытое письмо. Если хотите, я вам его пришлю. Оно висело в интернете, чтобы прекратить, потому что она требовала, чтобы журналистское сообщество меня осудило за это все. Но после письма создателей фильма…
Там Лавровский написал в мою поддержку и все наши, все старейшины. Я такого количества благодарностей от великих артистов балета, как произошло после этого, – не видел. Я вечером только успевал отвечать: да, спасибо, спасибо большое, потому что позвонили все народные и международные, кто был вообще в состоянии, и благодарили за то, что хоть кто-то дал отпор этому хамству и невежеству.
Там была еще лекция накануне о Матильде Феликсовне Кшесинской. Так как я к этому не имею никакого отношения, мне было все равно. Но простите, к методу Вагановой я имею непосредственное отношение. Если бы это было просто об Агриппине Яковлевне, про ее жизнь и прочее, – ради бога. Вы о методе, не будучи специалистом, не имеете право открывать рта. Тем более являясь таким низким специалистом, как вот эта вот гражданочка.
А то, что касается статьи 2008 года, где она обо мне стала писать как о грузине. Простите, вы как либерал и как журналист должны сказать, что это безобразие.
– Я согласен. Я даже до сих пор не очень верю, что так возможно.
– Вы почитайте, что писала эта мадам, когда меня назначили ректором. Почитайте.
– А я читал. Я читал ее разговор. Она давала интервью по этому поводу кому-то, объясняла, почему вы стали ректором.
– Вот восьмой год идет, я один из лучших руководителей гигантского федерального учреждения. А кто она со всеми этими прогнозами, что она написала? И какое количество лжи. Почему она имеет право обсуждать мою личную жизнь?..
