Александр МАТУСЕВИЧ, Газета «Культура»
05.04.2022
Новосибирский театр оперы и балета (НОВАТ) продолжил моцартовскую тему: если в прошлом году главный режиссер Вячеслав Стародубцев экспериментировал с «Волшебной флейтой», вписав масонскую оперу зальцбургского гения в пространство шапито, то на этот раз взялся за «Свадьбу Фигаро». Для Новосибирской оперы название знакомое: к этому опусу обращались здесь в сезоне 2006/2007 года — спектакль Татьяны Гюрбачи и Теодора Курентзиса даже приезжал в Москву на фестиваль «Золотая маска».
Для Стародубцева эта история тоже не новая — в 2017-м он сделал «Фигаро» в Михайловском театре Петербурга: с учетом «побратимских» связей обеих трупп, был риск увидеть на новосибирской сцене как минимум реплику, а то и авторский повтор. Но опасения оказались напрасными: Стародубцев создал совершенно новый спектакль, ни в чем не повторяющий прежнюю постановку в городе на Неве.
Некая перекличка на уровне идеи между этими работами есть — ориентализм, которого, казалось бы, в этой опере совсем не ждешь. «Так поступают все», «Похищение из сераля», «Заида» — вот оперы, в которых Моцарт активно использовал мотивы Востока, но социальная комедия Бомарше — к чему здесь это? Очередной режиссерско-сценический волюнтаризм? Однако не все так однозначно.
Весь XVIII век, а особенно ближе к его концу, в эпоху рококо и классицизма, увлечение европейцев Востоком было необыкновенно модным. Во времена Моцарта своеобразные (и не всегда адекватные) представления европейцев об азиатских культурах расцвели пышным цветом в разных видах искусств. Поэтому восточный колорит «Фигаро», наверное, допустим, хотя все равно воспринимается как более чем причудливая экзотика. Если в михайловском варианте весь спектакль был выдержан в стиле шинуазри (по-русски — «китайщина»), то новосибирский «Фигаро» — явно оттоманский: как тут не вспомнить хитовый Турецкий марш Моцарта! Сюжет — испанский, драматург — французский, либреттист — итальянец, композитор — австриец, а антураж — почти турецкий: вот такой мультикультурализм, и, надо сказать, рафинированный классицизм Моцарта его вполне выдерживает. Тем более в опере комической, которая сама по себе во многом комедия масок, с эстетикой которой неплохо рифмуется ритуальное лицедейство восточных культур. Да и не настоящий это Восток вовсе — а мода на Восток, в которую играют европейцы, чрезмерно увлекшиеся заморским.
Главная доминанта сценографии — огромная двуспальная кровать, усеянная подушками и тюфяками: настоящий восточный диван. С ее появления на сцене начинается действо. По сюжету, Фигаро меряет шагами комнату, в которой планирует счастливо зажить с Сюзанной, и хочет понять — войдет ли сюда кровать? Но данный альков вряд ли может быть предназначен для слуг, слишком уж роскошен и объемист. Это скорее метафора для всего спектакля — и вправду, кровать потом обживут и Граф с Графиней, используя ее в качестве трона, из ее недр будет появляться шалун Керубино, ее будут катать по сцене из кулисы в кулису… Еще одна метафора — огромная фата, которую под звуки знаменитой увертюры, предваряя появление кровати, пронесут перед публикой. В этом шествии участвуют все персонажи комедии, периодически прикрывая тканью, словно чадрой, лица. Фата/чадра — и символ матримониальных казусов сюжета, и опять же отсылка к восточным мотивам, на которых настаивает режиссер.
Самый колоритный персонаж alla turca — Граф. Не считая пудренного парика, традиционного для аристократии XVIII века, он одет как настоящий падишах — в шальвары сиреневого цвета, чалму с пером, носит разукрашенный кафтан. Сам собой красавец в средиземноморском стиле — словно сошедший с парадного портрета эффектный султан Абдул-Меджид, сторонник взаимопроникновения европейской и оттоманской культур. У остальных персонажей в костюмах от Жанны Усачевой лишь проскальзывают оттоманские мотивы: цветки граната в прическе Графини, бежевые (не красные!) фесочки на хористах и так далее. Эти вкрапления не чрезмерны, сделаны со вкусом и придают картинке рококошное изящество, в то время как в целом действо остается в веке европейского Просвещения. Классицистский антураж сталинского ампира, в котором выдержан Зал имени Исидора Зака (премьера сделана для него, а не для большой сцены театра), — идеальная локация для комедии Бомарше.
Спектакль Стародубцева хорошо придуман: оставаясь на поле традиционного и избегая ненужной революционности, он двигается вглубь. Отсюда — масса изобретательных, но уместных деталей, которые оживляют действие; отсюда — ювелирная работа с артистами. Смотреть — смешно, но при этом зрителю не заметно труда и усилий, вложенных в то, чтобы это выглядело так легко и весело. Фраза «…откупори шампанского бутылку» постоянно крутится в голове: режиссеру удалось добиться воздушности и избежать скуки, что не всегда получается в постановках «Свадьбы Фигаро». Спектакль разворачивается на двух уровнях — помимо основной сцены, еще и на верхней галерее, что вносит дополнительную динамику. Задействованы и боковые пространства, что для насыщенной переодеваниями и прочими курьезами истории — настоящая находка. Когда же в финале герои оказываются «на свежем воздухе», на первый план выходит видеопроекция Вадима Дуленко: с ее помощью создана живописная иллюзия французского регулярного парка, в темных аллеях которого происходит торжество морали и прилюдное осмеяние феодала-ловеласа.
Спектакль сделан добротно и в музыкальном плане. Оркестру под управлением Эльдара Нагиева и хору Вячеслава Подъельского удаются моцартовская легкость, игривость, динамизм. Не портят впечатления даже речитативы под рояль вместо привычного уже в наше время клавесина — грациозный аккомпанемент обеспечивает Ирина Немова. Поют отлично. Гибкий, сладкий баритон Артема Акимова идеален для утонченного развратника Графа. Резковатое сопрано Юлии Юмаевой прекрасно подходит образу Графини, которая получилась капризной и знающей себе цену. Море обаяния в игре и пении Софьи Файнберг, у которой получился живой и яркий Керубино. Для главных героев Моцарта — Фигаро и Сюзанны — у театра приготовлено даже по две пары, обе интересные. Затруднительно кому-то отдать первенство: обворожительные Диана Белозор и Дарья Шувалова влюбляют публику в свою героиню — лукавую служанку с первых же звуков. А вот у титульного героя опытный Андрей Триллер и молодой Гурий Гурьев делают акцент на разном — у первого Фигаро получился прямолинейный, грубоватый и по-мужски харизматичный, у второго — ловкий и хитроумный, это настоящий антипод квазигалантного Графа, ожидаемо переигрывающий хозяина.
Фотографию предоставил Новосибирский театр оперы и балета.
