Михаил Михеев. От мурки до первого в стране клуба любителей фантастики Амальтея

Михаил Михеев. От мурки до первого в стране клуба любителей фантастики Амальтея Культ. Публикации

Во время презентации «Хрестоматии писателей Новосибирска ХХ века», выпуск которой организовал Владимир Викторович Шамов, я прошелся по музею книги, останавливаясь у своеобразных экспонатов — восстановленных рабочих мест новосибирских писателей.

Захожу я в очередной зал и вижу я до боли знакомый стол и кресло Михаила Петровича Михеева, которые он сделал сам. На столе все, как при нем. Только нет его зеркала на стойке и фотографии Хемингуэя на стене. Я же думал, что никогда их не увижу, ни стола, ни кресла, в котором так часто сидел, тихо вращаясь из стороны в сторону и слушая Михаила Петровича. Более того, на столе стоит в рамке фото с семинара молодых писателей приключенческого жанра, в котором я принимал участие и о котором не раз писал. На фото любимый мною Виктор Колупаев, я в белой рубашке еще с сигаретой и длинными волосами, Георгий Гуревич и член клуба Миша Миркес в профиль! Я воскликнул — это же я! Шедший за мной директор музея поинтересовалась: «Вы — это кто?»  Я ей и отвечаю, что я тот самый мальчик Саша Савин, который пришел бесцеремонно в гости к метру и предложил создать клуб любителей фантастики под названием «Амальтея». (Именно так это было описано Михаилом Петровичем).

Тут же на столе оказался потерянный мной первый выпуск нашего «Альманаха», который я искал. Руководители музея любезно пообещали сделать мне ксерокопию издания. Спасибо им за это.

Михаил Михеев. От мурки до первого в стране клуба любителей фантастики Амальтея
Рабочий стол писателя

Более того, я посидел в любимом кресле. Как же хорошо жить! Стол писателя и мое любимое кресло.

Михаил Петрович в 60-70 годы был один из самых популярных прозаиков не только в Новосибирске. Но куда бы я не приезжал, стоило упомянуть его романы «Тайна белого пятна», «Вирус В 13», как тут же находились почитатели произведений Михаила Петровича. Он был не менее популярен, чем Александр Беляев. Свой первый гонорар Михеев получил за поэтическую сказку «Лесная мастерская», которая была несколько раз переиздана. На эти деньги он купил первый выпуск автомобиля «Москвич», на котором более 25 раз проехал по Чуйскому тракту. В результате родилась одна из самых интересных его книг «Дорога идет на перевал». Михаил Петрович знал множество водителей дальнобойщиков и распевал с ними написанную им песню — «Есть по Чуйскому тракту дорога». Хочу заметить, сегодняшнего шоссе и близко не было. Машина многократно заваливалась на бок, и ему приходилось ее «ставить » на колеса. Особенно трогательно было то, что этой книги ни у кого больше нет, кроме как у него и у меня. Он отдал мне последнюю!

А со знаменитой песней была связана одна любопытная история. По выходу фильма В. М. Шукшина — «Живет такой парень», песня из фильма «Есть по Чуйскому тракту дорога» стала очень популярна. Шукшин, считавший эту песню народной, был не прав, у нее был автор — Михеев! Михаил Петрович, как человек не музыкальный, в молодости написал эту песню на манер блатной «мурки». Шукшин, не зная этой истории и выросший на тракте, много раз ее слышал от шоферов и включил ее в фильм. Когда он приехал в Новосибирск и посетил редакцию «Сибирских огней», где печатался его роман «Я пришел дать вам волю», редактор рассказал ему об этом и Василий Макарович, при встрече принес свои извинения, за то, что не включил имя Михеева в титры. Следует дополнить этот рассказ еще и тем, что Шукшину не просто далось включение этой песни в фильм. Худ. совет обвинил эту песню в пошлости. Но он стойко держался, аргументируя тем, что народ пошлость не напишет! Так, Михеев стал народным композитором, не умея играть ни на одном музыкальном инструменте!

Наверное, Михаил Петрович входил в небольшую группу известных новосибирских писателей в то время. Писал он неспешно и только тогда, когда у него был «анекдот» для конца книги. Несмотря на фантастичность сюжетов и практически отсутствие у него опыта путешествий за пределы Урала, он многое писал только со своего опыта. Для меня было два писателя, которых я был готов перечитывать: Александр Беляев и Михаил Михеев.

На момент нашей встречи у него были написаны практически все его основные книги: «Вирус B-13», «Тайна белого пятна», «Милые роботы», уже названная «Дорога идет на перевал». Он готовил к публикации трилогию: «Запах шипра» (в котором описывал нашумевшее дело управлении торговли Сибво), писал ее продолжение «Сочинский вариант» и «Поиск в темноте», в которой одному герою придал мой облик, и продумывал свою последнюю большую работу «Год тысяча шестьсот…»

Супруга Михаил Петровича, Нона, была дородной и добрейшей женщиной. Заходя в комнату, она иногда что-то говорила, ворчала, больше для себя. Михаил Петрович занимался йогой. При этом он это делал систематически, длительное время, но исключительно для поддержания физического здоровья. Вообще, к этому вопросу (здоровью) он относился с юмором. Как-то пришел я к нему после того, как ему удалили аппендикс. Сидит, улыбается. Начинает рассказывать:

— Положили на стол, возятся, возятся, матерятся.

— Кто? — спрашиваю.

— Да хирург с персоналом.

— Ну?

— Я их спрашиваю, что вы возитесь?

— Да, б…. , канатик мешает, обойти не можем.

— Какой канатик?

— Да семянной!!!

— Да режьте его к лешему, на кой ляд он мне нужен!

И смеется.

Наше поколение выросло на Хэме. Михаил Михеев мне говорил — у Хэма первая фраза выстраивает весь роман. Любимой фразу из романа Хэма «Праздник который всегда с тобой» он считал — «А потом погода испортилась». Как-то я принес ему рассказ, который начинался так «Базар ворчал и ворочался». Когда я появился у него спустя несколько дней он сказал, что завидует мне, он бы гордился этой фразой. Я предложил ему обмен: я ему эту фразу, а он мне роман «Тайна белого пятна». Посмеялись оба. Я его очень любил, он был очень добрый.

Михаил Петрович был чужд праздничных мероприятий. Не любил ходить на разного рода собрания. Предпочитал читать сидя в кресле или обдумывать очередной поворот сюжета. Исключение он делал только для собрания клуба «Амальтея», которым он руководил до самой смерти.

У него были очень близкие друзья, немного и нечасто они встречались, во всяком случае, в то время, когда я бывал у него очень часто, нередко по 3-4 раза в неделю. Все они были, как говорится, из творческих союзов. Я смотрел на них с искренним восхищением. Поразительно, он технарь со средним специальным образованием, был от природы интеллигентен и являлся неформальным лидером этой группы, вот она: Муров Аскольд Федорович — композитор, в последствии руководитель Сибирской организации союза композиторов; Никульков Анатолий Васильевич — писатель, главный редактор толстого журнала «Сибирские огни»; Павлов Сергей Александрович — педагог и хореограф балетной труппы оперного театра; Никулькова Нина Ивановна — директор ТЮЗа.

Анатолий Васильевич Никульков великолепно рассказывал о Маяковском, казалось, он знает жизнь поэта поминутно. В последствии в журнале была напечатана большая работа Анатолия Васильевича в двух томах «На планете мало оборудованной». Лучшей книги о Маяковском я не читал. Впрочем, книгой она так и не стала. Была издана только в журнале. Помню, писал он и о судьбе детей из семей, подвергшихся сталинским репрессиям.

Муров Аскольд Федорович, вообще стал для меня эталоном гражданской позиции. Как раз в 1974 году у него были некие неприятности после исполнения его фундаментальной работы «Тобольская симфония». Михаил Петрович, видя расстроенного друга, разливал водку по рюмочкам, крякал, проводил ладонью по утиному своему носу снизу-вверх и говорил: «Да ну тебя к лешему, хватит уже. Подумаешь, коллеги пожурили, не на пленуме же, обкома КПСС, а в твоем же союзе».

Работая в обкоме КПСС, я спросил у своего руководителя, что тогда произошло. Он мне объяснил. Был один высокопоставленный работник, который хотел за «Тобольскую симфонию» распечь Мурова, но первый секретарь, Федор Степанович Горячев, одернул разбушевавшегося руководителя и посоветовал, чтобы в союзе коллеги собрались и дали профессиональную оценку работе. Так и сделали. Муров потом описал это собрание в своей книге «Линия жизни».

Павлов же рассказывал о своих учениках: Толе Бердышеве, Саше Балабанове и других перспективных мальчиках. Я тогда смотрел на них, как на людей с другой планеты. Самое удивительное, что Михаил Петрович был далекий от музыки человек, как и от балета. Но что-то их связывало. При том, что Никульковы были выходцами из комсомольско-партийной среды, а Муров человек глубоко религиозный. Но вместе им было весьма комфортно. Выдающаяся была компания.

Михаил Михеев. От мурки до первого в стране клуба любителей фантастики Амальтея
Михаил Михеев

Наша семья была мистически связана с Михаилом Петровичем. Чем иначе можно объяснить, что он фактически заменил мне дедушку. У меня от него тайн не было, и я рассказывал ему все, чего никогда не позволял в отношениях с родителями.

Году в 1974-75 он начал писать детектив «Запах шипра». Ходил в ОБХСС и знакомился с материалами дела. Речь шла о больших хищениях материалов в комбинате (ателье) Сибво. Комбинат находился напротив его дома. Дело было шумное. Как-то, вернувшись из милиции, он вдруг спросил:

— А папа твой не Василий Николаевич?

— Да, — подтвердил я (отец к тому времени с мамой разошлись, и он жил отдельно, в другой семье). Помолчав, он сказал:

— А ты знаешь, что старт этому делу дала проверка, которую проводил твой отец?

Папа, работавший в то время в управлении торговли Сибво, о делах мне не рассказывал никогда.

В следующей повести цикла — «Сочинский вариант», Михаил Петрович списал с меня образ одного эпизодического персонала, а уже в завершающей части трилогии, «Поиск в темноте», мой прототип действует до 90 страницы, пока его не убивают.

— Не обидишься? — лукаво улыбаясь, спрашивал Михаил Петрович?

К стыду своему, я почти не фотографировал по жизни. Нет снимков и наших с Михаил Петровичем. За исключением одного, сделанного его женой Ноной очень неудачно. Но что уж есть.

Михаил Михеев. От мурки до первого в стране клуба любителей фантастики Амальтея
Единственная наша совместная фотография

Тем более, что снимков самого Михаил Петровича не много.

У Михаила Петровича два сына.

Со старшим я не был знаком. Как-то раз мелькнул в коридоре, когда я пришел к Михаилу Петровичу. Младший, Алексей, также был писателем, но совершенно другим. Он писал бытовую прозу в традициях Астафьева, Распутина и других. Алексей Михеев подолгу работал со словом. Исчезая из семьи, оседал у родителей и писал. Очень настойчивый был человек. Михаил Петрович, когда говорил о сыне, ворчал, но с ноткой гордости.

— Пишет, что-то. Тяжело пишет. Я бы так не смог. Это, как Распутин. Большой писатель. Но не мой. Не могу я читать описание этих женщин. «Их рук, натруженных вен». Нет, не мое. Вот и Лешка там же. Холера его забери.

 Как-то его прихватило, и он около 40 дней не ел. Похудел страшно, его качало. Но болезнь победил. А вот недавно не смог. Леши не стало.

Михаил Михеев. От мурки до первого в стране клуба любителей фантастики Амальтея
Алексей Михеев

Как все начиналось.

В 1975 (мне едва исполнилось 18 лет) мне стало не хватать общения с теми, кого мучают вопросы бытия и не только будущего. Я много читал прогрессивных авторов. Умудрился по телефону познакомиться с В. П. Аксеновым, А.А. Тарковским.

Но круг чтения был вполне конкретным, кстати, он мало изменился. В СССР была группа прекрасных переводчиков. Из-за жёсткого лимитирования изданий новых произведений, отбирались самые лучшие произведения, что позволяло не перерабатывать массив второстепенного чтива, а сосредоточиться на подлинных шедеврах. Смею вас заверить, после снятия барьеров новых, непознанных произведений из того времени выявилось не так и много.

А среди наших любимцев такие произведения были. Помню, как я перепечатал и переплел три произведения братьев Стругацких и том М. Булгакова — «Мастер и Маргарита», а также финальную главу из романа А. Кларка — «Космическая одиссея», которую из-за ее эзотеризма решили не публиковать, превратив философский роман в приключенческий. Но мы-то об этой главе знали! Значит, и читали все правильно! Кстати, то же было и с музыкой, но об этом позже.

У меня зародилась идея создания клуба для таких же, как я. Я понимал, что для создания такого клуба, нужна мощная поддержка. Недолгие раздумья привели меня к тому, что пришло время познакомиться с моим любимым новосибирским писателем Михаилом Михеевым. С раннего детства книги Михаил Петровича были настольными для меня. Большая, в мягком переплете –«Лесная мастерская», «Клуб ЮЭТ» и «Президент пионерского клуба» в среднем возрасте и, наконец, его подлинные бестселлеры: «Вирус В 13», «Тайна белого пятна» были украшением моей библиотеки.

 Вот ведь, что поразительно — его произведения издавались только в Новосибирске и за границей, а знали их по всей стране. Так, в семейной библиотеки мой жены, в Краснодаре, был том с двумя романами Михаила Петровича. Словом, быстро нашел телефон и адрес Михеева (толстый телефонный справочник помог), я выяснил, что дом его находится буквально во дворе, где я жил по адресу ул. Челюскинцев 44. Панельная пятиэтажка.  Скоро я стоял на четвертом этаже этого дома.

В своем предисловии к сборнику «Амальтея» Михаил Петрович так описал наше знакомство.

— Открывая дверь, стоит мальчик. «Здравствуйте, я Саша Савин. Давайте создадим клуб любителей фантастики при союзе писателей, под Вашим руководством». Позже, Михаил Петрович, не любивший политеса и чуждый тусовок, признавался мне, что и у него появлялись такие мысли, но буйных не было. А тут здрасьте-пожалуйста!

Так появился Новосибирский клуб любителей фантастики «Амальтея» (по повести Стругацких «Путь на Амальтею»). Первый в стране! Неформальный клуб! Объединяющий ни дельтапланеристов, ни филателистов, ни спортсменов и ни любителей балета! (ничего не имею против таких клубов). Объединяющий людей, нетрадиционно мыслящих. Среди участников клуба были и уже взрослые состоявшиеся люди. Среди первых были Толя Шалин, Миша Миркес и Георгий Кузнецов.

О нас быстро узнали. В том числе и в Москве. И, что очень характерно, никто не стал нас давить. Напротив, нас включили в работу всесоюзной писательской организации. Мы участвовали в подготовке и работе Всесоюзных семинаров. Вскоре мы контактировали со всеми публикующимися авторами фантастики и переводчиками.

Памяти Михаила Петровича  в городе посвящены две мемориальные доски. Одна — виртуальная на доме, где он жил в последние десятилетия жизни, по адресу: ул. Нарымская — 7

Вот документ об этом.

Об установке мемориальной доски Михееву М.П.

Постановление мэра города Новосибирска от 09.11.2001 N 3209

Принимая во внимание ходатайства Новосибирской писательской организации, администрации Железнодорожного района, на основании решения городской комиссии по наименованиям от 17.10.2001 N 54, руководствуясь статьей 6 Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», постановляю:

Разрешить установку мемориальной доски на здании по адресу: ул. Нарымская, 7, посвященной известному сибирскому писателю Михаилу Петровичу Михееву, со следующим текстом:

«В этом доме с 1969 по 1993 жил известный сибирский писатель Михеев Михаил Петрович». Об установке мемориальной доски Михееву М.П.

Постановление мэра города Новосибирска от 09.11.2001 N 3209

и об этом же известила новосибирцев газета «Вечерний Новосибирск». И одна реальная, размещенная на доме по улице Максима Горького 51, на этом месте находился небольшой дом с мезонином, в котором жил Михаил Петрович с 1937 по 1969 годы. Это пересечение ул.Максима Горького и ул. Урицкого. В честь Михаила Петровича названа одна небольшая улица в Заельцовском районе Новосибирска. На улочке 10 коттеджей.

Михаил Михеев. От мурки до первого в стране клуба любителей фантастики Амальтея
Дом по Нарымской 7 где на четвертом этаже жил писатель

Как-то я проехал по всем этим местам, как говориться, мемориальной славы. И несмотря на заявление информации мэрии, что данные по мемориальной доске на Нарымской соответствуют январю 2016 году, но доски там не оказалось. Сегодня я еще раз подъехал к знакомой «хрущевке» и обошел ее со всех сторон. Нет на доме доски! Допускаю, что внешнее состояние дома и то, что его от улицы Нарымской отрезало здание стоматологической поликлиники, не очень соответствует мемориальной доске, но уважаемые, у нас таких писателей, как Михеев единицы. Как-то несолидно.

Уверен, что если бы Михаилу Петровичу при жизни сказали об этом, он бы долго и хрипловато смеялся, поправляя очки и свой нос!

Письмо из прошлого.

А год назад ко мне пришло письмо из прошлого. В пятницу в почте оказалось услужливое напоминание о том, что в социальной сети «В контакте» меня уже неделю ждет письмо, которое мне необходимо прочитать. Я не очень пользуюсь этой соцсетью. Открыл страницу, зашел в «личку» и увидел письмо. Скользнул взглядом и замер.

Вот его текст:

Уважаемый Александр Васильевич!

Меня зовут Флейшман Юрий Гершович, я – координатор группы «Людены» по изучению творчества А.и Б. Стругацких (АБС): http://www.rusf.ru/abs/ludeni.htm

По вопросу Стругацких я и хочу к вам обратиться.

Если я правильно понял, Вы были первым ведущим страницы КЛФ «Амальтея» в газете «Молодость Сибири». В архиве АБС есть Ваше письмо от 23.04.1980 года (оно во вложении) Рукой БНа написано: Ответ 07.05.1980.

Меня интересует: сохранился ли этот ответ? Выполнил ли БН Вашу просьбу? Был ли его ответ напечатан?

Можно ли получить скан письма и публикации (если она была).

Возможно, были еще какие–то материалы, связанные с АБС, публиковавшиеся в «Молодости Сибири», особенно публицистические?

Поскольку соцсетями я не пользуюсь, просьба писать на ludeny2010@mail.ru

Всего доброго!

Флейшман Юрий Гершович

Для тех, кто не знаком с терминологией поясняю, что КЛФ — это Клуб любителей фантастики,

АБС – Аркадий Борис Стругацкие

БНа — Борис Натанович (Стругацкий)

Вот так!

Михаил Михеев. От мурки до первого в стране клуба любителей фантастики Амальтея

Двадцать шесть лет прошло с того времени. Ответ был, и мы его разместили на страничке в газете, но когда утром я купил в киоске газету, письма Бориса Натановича там не оказалось. Редактор Юкечев сказал, что его сняло лито, то есть цензура. Сегодняшней молодежи и не понять, в чем был смысл клубов любителей фантастики. Как и первых немногочисленных рок клубов. Ефремов, Стругацкие, Лем, Брэдбери в то время были не просто авторы романов, повестей, рассказов. Нет! Они были теми, кто отвечал на запросы нового нарождающегося поколения советской молодежи, которая уже не могла жить в условиях предлагаемых официальных ответов на вопросы, которые ставила жизнь.

Мы были уже послевоенные дети, для которых выжить уже не было самоцелью, а значит, в голове появилось место и время задавать себе неудобные вопросы и искать на них ответы. Мы жили уже в других, спокойных условиях, и страха у нас не было, который еще оставался в уголках памяти наших отцов. Одни правила игры принимали, как бы само собой, а другие копали, углублялись, пытались смоделировать будущее.

В этом нам помогал наш Михаил Петрович Михеев.


Поделиться в соц.сетях
Александр Савин
СultVitamin
Добавить комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.

  1. Алла

    Добрый день, извините за оценку! Это техническая ошибка! Я хотела отметить 5 звезд, но как-то неудачно нажала. Очень понравилась Ваша статья. Готовлюсь к мероприятию о Михаиле Михееве (работаю в библиотеке). Люблю его книги, когда-то зачитывалась его увлекательными историями.
    Спасибо!

    Ответить
  2. Владимир

    Помню этот дом с мезонином на М. Горького. Я с его внуком, Михаилом Михеевым учился в одном классе в 10 школе. Тогда школа располагалась ещё по адресу М. Горького 39 ( середина 70-х), бывал в этом доме не раз, тогда не знал, что сам писатель жил уже по другому адресу. Тем не менее, семья то его оставалась жить по этому адресу. Если внук, значит и его родители, то есть сын писателя. Увидел сейчас фото сына Алексея, очень внук на него похож.

    Ответить
  3. Александр

    Я в детстве жил на Челюскинцев 40, и всегда думал тогда, что Михеев живёт в доме напротив, в 11-м, по Нарымской. Часто видел его в нашем дворе. А Аскольд Муров совершенно точно жил на Нарымской, 9.

    Ответить