О Викторе Минасяне – с непреходящей памятью и любовью

15 сентября… Как печально! Третий год в этот день не откроются двери кабинета или класса в Новосибирской консерватории, впуская мягко, чуть иронично улыбающегося, стремительно входящего мужчину с внушительным пакетом в руках и неизменной фразой: «Гостей принимаете?», – после чего пакет раскрывался и оттуда показывались дразнящие своим ароматом, улыбающиеся вместе с хозяином, собственноручно изготовившим их, хачапури. Присутствующие, радостно и немного смущенно улыбаясь, поздравляли гостя…

Так в течение многих лет отмечал свой день рождения в Новосибирской консерватории – своей, и даже в известной мере Alma mater¹, – Виктор Меликович Минасян – скрипач, ансамблист, профессор, заведующий кафедрой, дирижер – руководитель студенческого оркестра², Заслуженный деятель искусств России… и, возводя всё перечисленное в высокую степень творческого горения, – музыкант, от которого постоянно шли творческие импульсы в виде новых идей, проектов. Притом идеи и проекты, как правило, реализовались, так как, прежде всего, решался вопрос их осуществимости. В.М. Минасян окончил в 1965 г. Государственный музыкально-педагогический институт им. Гнесиных (ныне Российская академия музыки им. Гнесиных), в 1970 г. – аспирантуру (ассистентуру-стажировку) НГК им. М.И. Глинки, педагогом которой был с 1968 до самой кончины. Вспомним, что именно под руководством Минасяна второй студенческий оркестр обрел имя И.И. Соллертинского и звание лауреата Международного конкурса.

Здесь необходимо понять, в чем своеобразие личности В.М. Минасяна: ведь тот же комплекс профессиональных ракурсов деятельности можно обнаружить у множества музыкантов, включая гигантов, чье творческое наследие вошло в золотой фонд мировой музыкальной культуры. Мог ли он стать концертным исполнителем? – безусловно, мог. Об этом говорят программы его концертных выступлений в годы студенчества и экзаменов по специальности: такие произведения, как Цыганская рапсодия («Цыганка») М. Равеля, Чакона из партиты d-moll для скрипки соло И.С. Баха, концерт № 2 для скрипки с оркестром К. Шимановского ³ и т.д. Но вот факт: многие-многие инструменталисты-концертанты со временем (а нередко и в самом начале своей «сольной» карьеры) тянулись к ансамблевой игре, к дирижированию, нередко даже покидая сольное исполнительство.

Вообще, строго говоря, ансамблевое музицирование – это естественная среда, порождающая музыку как искусство, как средство общения, как инструмент познания мира и себя. Наверное, предрасположенность к этому виду музыкантской деятельности была в Викторе Меликовиче изначально. Читаешь его повествование «О трио… И не только… Сказ от Виктора»⁴, «сказы» его друзей – партнеров по трио – и складывается облик, я бы сказал, лидера-ансамблиста в любой сфере его жизни, его деятельности. Именно не диктатора, а ансамблиста, направлявшего свою лидерскую инициативу на коллективное взаимопонимание.

Трио… Новосибирское фортепианное трио… В восприятии многих российских музыкантов – и сибиряков, и москвичей, и питерцев, и живущих за пределами России – это словосочетание словно срослось с именем В. М. Минасяна и его партнеров: пианиста Марка Шавинера, виолончелиста Игоря Бялого. Действительно, с 1978 г. и до самого конца в 1990 г. коллектив жил интенсивной творческой жизнью именно в этом составе. Но что же прежде? Ведь первый концерт трио, от которого и ведется отсчет его существования, состоялся в декабре 1965 г. в Кемерово, и пианистом был Владимир Денежкин, выпускник Ленинградской консерватории, направленный, как и Виктор Минасян, как двумя годами ранее Игорь Бялый из Новосибирской консерватории, на педагогическую работу в Кемеровское музыкальное училище. Можем предположить, что три молодых музыканта ощутили – возможно, впервые в жизни – неполноту своего профессионального бытия. Разумеется, то, чем была полна их повседневность в студенческие годы, что питает и взращивает интеллектуально-эмоциональный мир музыканта-исполнителя – исполнительская практика вовсе не исчезла: студенческие концертные выступления (публичные, академические, экзаменационные) и репетиции к ним, с ежедневными многочасовых занятиями на инструменте, сменились педагогическим трудом, который также требовал быть всегда в форме, и концертами педагогов, предполагающими как сольное, так и ансамблевое музицирование.

Правда, в отличие от вуза, в среднем профессиональном учебном заведении исполнительская работа не регламентировалась как обязательная часть деятельности педагога, но ее необходимость была настолько очевидной, что не только не оспаривалась, но чаще всего поощрялась руководством учреждения. Важно было лишь осознание этой необходимости самим музыкантом-педагогом да наличие внутренней потребности в исполнительстве. Так или иначе, но, скорее всего, по внутреннему побуждению, счастливая мысль организовать ансамбль – неважно, кому первому явившаяся⁵, – получила свое воплощение: в центре Кузбасса, городе Кемерово родилось фортепианное трио. Его рождение и первые творческие шаги были поддержаны и дирекцией музыкального училища, и, что особенно важно, руководством филармонии в лице ее директора В. А. Кузнецова. Относительно приоритета в идее создать трио, скажем, забегая вперед, что, судя по последующим событиям в жизни коллектива, это был В. Минасян – инициатор и организатор наиболее значимых творческих событий.

В своем первом филармоническом концерте молодые музыканты исполнили трио Д. Шостаковича, e-moll, op. 67; затем были трио Г. Свиридова, А. Бабаджаняна – и, хотя во все последующие годы ими игралась музыка разных времен и народов, это начало стало первой вехой и важной приметой (можно сказать, даже знаком судьбы) главной направленности интересов начинающего свой творческий путь ансамбля. Относительно же Трио Д. Шостаковича, посвященного памяти И. И. Соллертинского, нужно отметить, что это произведение, как своего рода лейттема, пронизывает не только весь творческий путь коллектива, но и жизнь В. М. Минасяна. Это произведение, вошедшее в биографию музыканта еще в годы студенчества, было знаком рождения ансамбля; его исполнение в последующие годы, включая период ассистентуры-стажировки («исполнительской аспирантуры») при Новосибирской консерватории, – своего рода рефрен рондо, финалом которого стали выступления в Чехословакии в 1989 г. У этого своеобразного цикла был еще и своеобразный эпилог: в 1996 г. встретились в Германии Игорь Бялый, Виктор Минасян и Михаил Богуславский, бывший участником Новосибирского трио в 1971–1978 гг., после того как «осиротил» трио В. Денежкин⁶, уехавший в Ростов-на Дону, и безвременно ушла из жизни Татьяна Орешкова, заменившая «беглеца». Встреча была, разумеется, музыкальной: снова концерт, в котором бессмертное Трио Д. Шостаковича соседствовало с Трио-реквиемом «Памяти шести миллионов» Ильи Хейфеца – омского композитора, окончившего НГК по классу А. Ф. Мурова, уехавшего впоследствии в Израиль.

Здесь всплывает еще один лейтмотив творческо-организационной деятельности Виктора Меликовича. Прибавив к своей педагогической работе на кафедре камерного ансамбля⁷ и исполнительской в трио и квартете педагогов консерватории еще и должность ответственного секретаря Сибирской организации Союза композиторов РСФСР, он стал настойчиво искать связь между всеми этими сферами. И нашел эту связь, да притом так эффективно, что, по сути, дал толчок творчеству сибирских композиторов в жанре фортепианного трио. Композиторы обрели свой исполнительский коллектив, а коллектив (трио) – своих авторов, свой оригинальный, неповторимый репертуар: три трио Юрия Юкечева, трио Юрия Шибанова, Григория Григоренко, Георгия Иванова, упомянутое выше Трио-реквием И. Хейфеца, Рококо-трио Аскольда Мурова, трио Евгения Кравцова… По подсчетам Виктора Меликовича, в 1970–1980-е гг. сибирскими композиторами было создано больше произведений в этом жанре, чем в других организациях России.

Наиболее интенсивным и плодотворным стало взаимодействие ансамбля с композиторами Сибири с конца 1970-х гг. К ежегодным концертам в Новосибирске и других городах региона, к периодическим выступлениям в рамках пленумов Секретариата и съездов Союза композиторов России (Москва, Ленинград и другие города СССР и России), отчетных пленумов Сибирской организации СК, – ко всем этим, ставшим уже традиционными, творческим событиям добавились новые, как теперь сказали бы, «творческие проекты». Это напрямую касается организаторских инициатив В. Минасяна: став ответственным секретарем Сибирской организации СК России, Минасян настойчиво добивался того, чтобы музыка, создаваемая сибиряками, исполнялась, записывалась и т. д., – одним словом, включалась в контекст отечественной и международной музыкальной культуры. Его участие в организации всех творческих событий в жизни СО СК России было не просто деятельным – оно было инициативным, а в период председательства А. Мурова энергетика всех этих дел словно бы удвоилась. Это ярко проявилось в продвижении творчества сибиряков в программы съездов СК, пленумов Секретариата, часто принимавших форму, которую ясно отражало и наименование: «Панорама музыки России». Так родилась «Панорама сибирской музыки», ставшая в те годы вполне самостоятельным явлением, со своим лицом и характером.

При этом, не в ущерб всему остальному, не забывалось и родное трио (кстати, именно тогда, в 1980-е гг., его стали именовать «Фортепианное трио СО СК РСФСР»). Разумеется, оно было участником большинства программ, исполняя и произведения прежних лет, и новую музыку. Но одно творческое событие последнего десятилетия необходимо выделить особо, в силу его уникальности и впечатляющего творческого результата.

Произошло это весной 1985 г., в дни, когда армяне всего мира отмечали 70-летие национальной трагедии – геноцида, развязанного турецкими властями против армян, проживавших на территории этого государства.

Годом ранее, в апреле 1984 г., я побывал в Ереване. Среди множества ярких, незабываемых впечатлений этой поездки выделялся своей монументальной, всеохватной трагедийностью день памяти геноцида армянского народа – 24 апреля. Возвратившись в Новосибирск, я рассказал обо всем виденном и пережитом Виктору Меликовичу. Он, разумеется, гораздо раньше меня и несравнимо полнее знал об этом событии и его исторических последствиях – ибо армянин, живущий и даже появившийся на свет вне своей исторической родины, все равно остается армянином во всей полноте данного понятия. В разговоре как-то промелькнуло упоминание о том, что в следующем году Армения будет отмечать эту дату особенно широко и масштабно. А через несколько месяцев, уже зимой, стало известно, чтό выросло из этого разговора: В. Минасян обратился к сибирским композиторам с предложением сочинить для трио что-то связанное с этим историческим событием, с последующим исполнением произведений в Армении в дни памяти. Поездка планировалась внушительная: кроме исполнителей, должны были поехать авторы и музыковед со вступительным словом. Откликнулись двое – Г. Иванов, профессор кафедры композиции НГК, один из ведущих композиторов Сибири, и И. Хейфец, выпускник класса А. Мурова, возглавлявший в то время Омскую организацию СК России.

Мемориальная программа была дополнена еще двумя произведениями, созданными ранее и вне данной темы, однако по своему складу, эмоциональному строю гармонирующими с тонусом общей программы: это Трио Ю. Шибанова (1966) и Трио № 3 «Памяти И. И. Соллертинского» (1983) Ю. Юкечева. И вот, несмотря на многие сложности и препятствия, о которых как-то не хочется вспоминать, Новосибирское фортепианное трио М. Шавинер – В. Минасян – И. Бялый, композиторы И. Хейфец и Ю. Юкечев, музыковед Я. Файн стали участниками торжественно-скорбного действа в ознаменование 70-летия геноцида армянского народа, принеся в дар армянским (тогда еще) соотечественникам свою музыку, которая была принята с благодарностью, очень тепло и заинтересованно.

Высокую оценку как программы, так и ее исполнения позднее подтвердили выступления ансамбля на пленуме Секретариата Союза композиторов в Свердловске (май 1985) и в Малом зале Ленинградской филармонии (октябрь 1985).

Все сказанное выше полностью оправдывает признание композиторами-сибиряками Новосибирского трио «своим» в том значении этого слова, о котором уже говорилось: заинтересованность, ответственность, соучастие в создании. Однако только ли это? Наверное, к заинтересованности в появлении новых произведений и максимально возможному их вынесению на концертную эстраду и т.п. еще должно возникнуть то взаимное влечение, при котором рождается некое органичное единство авторского идеального творения и его реального звучания. Когда индивидуальность композитора раскрывается еще и в индивидуальности исполнительской палитры. Пусть это покажется кому-то домыслом, но такова была реальность, которая не поддавалась словесному объяснению, но ощущалась в конкретном исполнительском прочтении каждого произведения – Ю. Юкечева, или Ю. Шибанова, или Г. Иванова, или И. Хейфеца. Как будто музыканты делали слышимым то, что можно было бы определить как генетический код авторского стиля. И это подтверждается двумя последними произведениями, созданными для Новосибирского трио, ему посвященными, им исполненными и изданными В. Минасяном – Трио Е. Кравцова (1987) и Рококо-трио А. Мурова (1988).

Далее, необходимо еще затронуть проблему исполнения сибирской музыки и в ее соотношении с другими произведениями – современной музыкой отечественной и зарубежной, классикой далекой и близкой. Можно было бы посчитать, что, скажем, произведения Бетховена, ранних классиков первой половины XVIII в., А. Дворжака, Д. Шостаковича, А. Бабаджаняна, П. Чайковского и Б. Чайковского, К. Дебюсси, Б. Мартину и т. д. музыканты играли наряду с сибирской музыкой – или, наоборот, музыку сибиряков наряду со всем остальным. Но это не так: музыканты регулярно в особо ответственных концертах исполняли музыку сибиряков вместе с шедеврами мировой камерно-инструментальной музыки, вводя ее в контекст мировой музыкальной культуры и как бы поверяя ее на этом сопоставлении. И не было ни одного случая, когда бы такое сопоставление вызвало неодобрительную реакцию, ощущение стилевого конгломерата или диссонанса… Точнее, если это и был диссонанс, то тот, в котором рождается гармония как «согласие несогласного».

Именно так включались произведения сибиряков и в программы зарубежных гастролей коллектива – редких (да и могли ли они быть частыми или хотя бы регулярными в те времена!), но богатых в творческом плане. Две поездки в Чехословакию (1987, 1989) потребовали от музыкантов включить в свой репертуар музыку композиторов этой страны: А. Дворжака (его трио g-moll, op. 26, было основой программы выступления на Дворжаковском фестивале в Карловых Варах), современных композиторов И. Курца, П. Эбена, Хенце. Но в тех же концертах игрались трио Д. Шостаковича, Е. Кравцова, А. Мурова. Музыканты смело шли навстречу неизвестности, не боясь ставить рядом ставшее классикой и новое, еще не прошедшее испытание временем⁸. Понятие «свой» во взаимоотношениях Новосибирского фортепианного трио и композиторов-сибиряков было безоговорочно полноценным, а посвящения этому ансамблю, выставленные ими на нотах своих трио, – не вежливым реверансом, а чистосердечным знаком подлинной любви.

1990-е гг. Последние концерты в Москве (18.011990, Дом Шуваловых), Ленинграде, Новосибирске… И отъезд из страны М. Шавинера, а затем и И. Бялого. Новосибирское фортепианное трио ушло из повседневности, ушло в историю… и навсегда осталось живой памятью для его участников и для тех композиторов, чью музыку они сделали живой частью музыкальной культуры.

О том, насколько живой и органичной частью творческой жизни новосибирских «триоменов» была их исполнительская деятельность, ярко свидетельствует та череда совместных выступлений (в дуэтах, трио) И. Бялого и М. Шавинера, М. Богуславского с прежними партнерами В. Минасяном и И. Бялым, В. Минасяна в дуэте с И. Бялым. Уже не в России, а за рубежом, в Германии, в разные годы. Об этом они пишут в своих воспоминаниях, лейтмотив которых, по-разному выраженный, всегда один: надежда на новые встречи, – как, например, здесь: «Уже в 2000-е я несколько лет подряд ездил в Германию к Игорю Бялому, и мы гастролировали там с другим партнером, вернее, партнершей. Мне известно, что один раз в Германии Новосибирское трио выступило в полном, но предыдущем составе – с Михаилом Богуславским. Завидую! И продолжаю лелеять надежду, что и мне удастся сыграть с моими далекими, но на всю жизнь близкими коллегами и друзьями», – Марк Шавинер.

Но… трио ушло в историю⁹, а жизнь – жизнь неуемного музыканта-деятеля продолжалась. На смену Трио пришел оркестр – сначала школьный, затем студенческий, сначала струнный, затем симфонический, со сложными (и для дирижера, и для оркестра) программами, среди которых – симфонии Д. Шостаковича.

Гастрольные поездки с «Виртуозами Сибири» по европейским странам… Участие оркестра в Международном конкурсе – и Гран-при, присвоение оркестру имени И. И. Соллертинского… При всем том – полноценная работа на кафедре камерного ансамбля, струнного квартета и концертмейстерского мастерства, которую Виктор Меликович возглавлял с 1990 г. до последних дней. Его не стало 7 марта 2019 года. Но он остается с нами – всем тем добрым и бесценным, что вложено им в музыкальную культуру, что живет в его учениках, что прорастает и будет прорастать в будущем.

Яков Файн, кандидат искусствоведения, доцент, член Сибирского отделения Союза композиторов РФ, доцент кафедры теории музыки Новосибирской государственной консерватории имени М.И. Глинки.

1. В.М. Минасян окончил в 1965 г. Государственный музыкально-педагогический институт им. Гнесиных (ныне Российская академия музыки им. Гнесиных), в 1970 г. – аспирантуру (ассистентуру-стажировку) НГК им. М.И. Глинки, педагогом которой был с 1968 до самой кончины.
2. Вспомним, что именно под руководством Минасяна второй студенческий оркестр обрел имя И.И. Соллертинского и звание лауреата Международного конкурса.
3. Концерт инструментальной музыки 27.04.1962 в ГМПИ им. Гнесиных (см.: В. Минасян, И. Бялый, М. Шавинер. Новосибирское фортепианное трио. – Новосибирск,2019, с. 62): программа государственного экзамена по специальности (выписка из зачетной ведомости – приложения к диплому).
4. Там же, с. 25–347.
5. Относительно приоритета в идее создать трио, скажем, забегая вперед, что, судя по последующим событиям в жизни коллектива, это был В. Минасян – инициатор и организатор наиболее значимых творческих событий.
6. И. Бялый впоследствии писал: «В. А. Денежкин, осиротивший нас с Минасяном в 1970 году, позвонил мне в конце лета 1992 и решительно заявил, что готов вернуться в Новосибирск на кафедру и снова принять на себя членство в “нашем трио”. Огорчились мы оба – он, узнав о моём предстоящем отъезде, а я, сожалея, что звонок “не поступил” ко мне раньше» (см.: В. Минасян, И. Бялый, М. Шавинер. Новосибирское фортепианное трио. – Новосибирск,2019, с. 370).
7. Еще в годы обучения в аспирантуре под руководством профессора Л. Н. Шевчука, заведовавшего кафедрой камерного ансамбля, В. М. Минасян, так же как и его коллеги по трио, стали педагогами этой кафедры.
8. См. об этом подробнее: Я. Файн. Новосибирское фортепианное трио и его социально-художественный опыт // В. Минасян, И. Бялый, М. Шавинер. Новосибирское фортепианное трио. – Новосибирск,2019, с. 3–23.
9. Эпилогом к деятельности Новосибирского фортепианного трио стал концерт 2.12.2005 памяти Ивана Ивановича Соллертинского, в котором прозвучало Трио Д.Д. Шостаковича. Исполнители: Карина Минасян  (фортепиано), Виктор Минасян (скрипка), Татьяна Сизикова (виолончель).