1968 год… Я поступил в Новосибирскую консерваторию. И вот, в самом конце августа приезжаю из далекого Ташкента и устраиваюсь в общежитие. Поначалу город произвел на меня удручающее впечатление: серые типовые дома, небо в низколетящих тучах и холодный (это в конце-то августа), пронизывающий ветер. Что сразу поразило и покорило, так это Обь – до этого никогда не приходилось видеть такой большой реки, грандиозный Оперный театр и фирменный хлебный магазин «Золотой колос».
Не прошло и двух дней, как я начал убеждаться, что за серыми фасадами многих домов буквально кипит интенсивная творческая жизнь. Ташкент в 1968 году был, как сейчас выражаются, довольно продвинутым городом, – хотя уезжать уже начинали. Кто в Израиль, кто в Россию. Но уровень музыкальной жизни в Новосибирске был неизмеримо выше. Я приехал переполненный впечатлениями от Ташкентского джаз-фестиваля, на котором впервые в жизни играл в Большом зале филармонии в компании очень хороших музыкантов, и сразу же занялся поисками местных джазменов. В ответах на мои настойчивые расспросы чаще всего мелькало имя Сергея Беличенко. Выяснилось, что он играет два раза в неделю в кафе «Веснушка» на левом берегу, напротив Торгового института. Тем временем начались занятия в консерватории, времени оставалось очень мало. К тому же все вечера были заняты, так как мы с несколькими студентами «сели в кабак», то есть устроились на работу в ресторан «Россия» – совершенно жуткое место, популярное в основном у шпаны, и функционально застрявшее точно посередине между пивнушкой и дешевым рестораном. Это были последние 2–3 года, когда в ресторанах почти повсеместно пытались играть в первом заезде джаз. В моем распоряжении находилось большое черное пианино «Сибирь» производства местной фабрики, на котором каждая третья клавиша не работала, поэтому все мелодии приходилось играть в октаву. Я и сейчас, видимо в память об этом времени, гораздо лучше подбираю по слуху октавами. Сначала все шло хорошо – блатные нас не трогали, официантки и кухня относились вполне лояльно. Но через месяц-другой мы заметили, что начали сгущаться тучи. То вдруг выясняется, что посетителей мало, потому что музыканты играют «слишком медленную музыку», то часто случаются драки оттого, что музыканты играют «слишком быстрые танцы». Хорошо еще, что не объявили нас виноватыми в военном перевороте в Чили. Короче, не прошло и четырех месяцев, как однажды, придя на работу, мы увидели, что на сцене сидит уже другой состав. Надо сказать, что и они долго не продержались. Потом выяснилось, что директор ресторана очень любил менять музыкантов, поэтому больше четырех – пяти месяцев у него никто не задерживался. Рекорд установили братья Осиповы, больше известные как «Братья-разбойники» – они продержались около года!
Наконец, у меня появились свободные вечера, и я решил безотлагательно встретиться с Сергеем Беличенко, о котором к тому времени был изрядно наслышан. Морозным январским вечером я подошел к дому, на третьем этаже которого помещалось кафе «Веснушка» (теперь в этом здании, соседнем с кинотеатром «Аврора», какие-то офисы – МТС и что-то еще). Несмотря на двойные рамы и третий этаж, еще с улицы была слышна веселая музыка. Хотя эту одесскую мелодию даже с натяжкой нельзя было назвать джазом, я все же начал подниматься по лестнице. Вошел в прокуренный зал и увидел колоритнейшую картину. Крохотную сцену занимал ансамбль из четырех музыкантов, играющих без какой-либо усилительной аппаратуры, впрочем, тогда это было нормой. Саксофонист, пианист и контрабасист выглядели вполне обычно. Зато за барабанами сидел обаятельный кудрявый парень с большим красным носом и глазами навыкате, одетый в кожаную душегрейку, отороченную мехом. На ногах, нажимавших педали ударной установки, были большие черные валенки, или как тогда говорили «пимы». Барабанной палочкой, зажатой в правой руке, он что было силы колотил попеременно по тарелкам и по барабанам, при этом ударная установка просто ходила ходуном. Левой же рукой загадочный незнакомец держал сияющую металлом альтовую трубу, которую обычный человек того времени мог видеть только два раза в год – 1 мая и 7 ноября на демонстрации. Таким образом, правой рукой и ногами он «наяривал» на установке, а левой – нажимал какие попало клапаны на трубе и дудел, издавая губами весьма неприличные звуки, что, впрочем, весьма подходило и к исполняемому произведению, и к общей атмосфере зала.
Проницательный читатель, конечно же, догадался, что это и был Сергей Андреевич Беличенко, в то время студент Новосибирского мединститута, а ныне руководитель отдела Новосибирской филармонии, преподаватель консерватории и прочая, прочая…(напоминаем это записки написанные в начале двухтысячных)
Сергей принял меня очень тепло, и несмотря на то, что за долгие годы нашего знакомства у нас были самые разнообразные периоды в отношениях, я и по сей день ему очень благодарен за это. Мы очень скоро начали вместе репетировать и уже в 1969 году выступили вместе с Виктором Будариным (тромбон), Михаилом Евтушенко (альт-саксофон) и Арно Юстусом (контрабас) на Новосибирском фестивале эстрадной и джазовой музыки.
В каких городах мы только не выступали с тех пор… К сожалению, надо закругляться. Но не могу не сказать о том, что именно Сережа создал во многом ту атмосферу, благодаря которой джаз так успешно развивается в Новосибирске. Талант его многообразен. Знающие люди говорят, что если бы он посвятил всего себя медицине, то это был бы новый светило науки. В последних письмах ко мне он подписывается «естествоиспытатель», и это правомерно, потому что, постоянно испытывая «естество» окружающих, он создает самые нестандартные ситуации, порой, достаточно острые. Сергей очень интересный и много повидавший рассказчик. Поэтому, когда журнал «Сибирские огни» начал печатать его книгу «Замороженный JAZZ: очерки истории джаза в Новосибирске»,написанную совместно с журналистом Валерием Котельниковым, мы с нетерпением ждали каждого следующего номера. С согласия авторов, постараемся время от времени печатать отрывки из этой книги, однако, желающие прочитать ее целиком могут это сделать на сайте: www.jazz.nsk.su.
Вот как описывает автор события 1966–67 годов (пунктуация оригинала сохранена):
«После первого джаз-фестиваля, когда местечковая слава окружала нас со всех сторон, положение обязывало держать имидж. Еще бы, в рамках провинциального города этот фестиваль был событием. Прежде всего, потому, что, как и во всех крупных городах СССР, музыкантов всегда было много и они постоянно испытывали давление со стороны власть имущих. Во-вторых, это действительно было веление времени, так как джаз был самой популярной музыкой, вырвавшейся из цензурных оков. Кроме того, он был всё же абсолютно чужеродного происхождения, и нес в себе аромат пьянящей свободы, который начинал проникать в послесталинское общество.
Ансамбль Виттиха часто выступал на концертах, (хотя лидер уже садился за докторскую диссертацию), записывался на ТВ, и мы много репетировали. Прежде всего из-за любви к музыке, и потом перед нами маячила дивная перспектива попасть на Международный фестиваль джаза в Таллинн. Эстонские джазовые фестивали были самые старейшие в Европе и проводились с 1949 года. Личные связи Виттих–Гинзбург и Со. с набирающими всесоюзный авторитет Алексеем Баташевым и Аркадием Петровым (ведущим джазовых программ на радиостанции “Юность”, сыном известного сатирика Евгения Петрова, соавтора Ильи Ильфа!) в конечном итоге дали свои плоды и нас официально пригласили в Эстонию. Разумеется, что миновать отдел культуры Обкома КПСС, с прикипевшим к креслу навечно Черновым, обойти было просто невозможно. Поэтому, мы договорились с эстонцами, что прибудем без литованной* программы, без сопровождающей толпы чинуш от культуры. Дорогу нам оплатила фирма “Факел” при Советском РК ВЛКСМ, так что мы были практически независимы.
В мае 1966 года, еще не сдав экзамены за первый курс, я вылетел с нашим джазом в Таллинн. По сермяжной простоте я вёз с собой всю ударную установку, синего цвета, рижского производства, большой барабан, который служил нам столом во время всех перелетов. Самолет АН-12 имел удобный фюзеляж, мы захватывали задние места, переворачивали барабан и играли на нем в карты посреди стаканов с сухим вином.
Про фестиваль в Таллине-66 было рассказано много, и память старшего поколения музыкантов еще хранит этот праздник как Великое событие. Даже уважаемый Василий Аксенов написал некий этюд в журнале “Юность”, где была пара строчек и о нас.
Несколько позже, Василия Аксенова, который уже был известным и спорным молодым прозаиком, через тот же “Факел” мы пригласили в гости, в Академгородок. Особенно мне запомнился вечер у Виттиха, когда старшие товарищи послали меня в магазин за добавочной партией пития. Был январь, ядреный мороз, гололед, на котором я поскользнулся и сломал руку. Но ни одна бутылка при этом разбита не была. Впрочем, это не о музыке…
Сейчас спустя 40 лет я могу сказать, что этот фестиваль, безусловно, поставил последнюю точку перед дилеммой быть джазу в моей жизни или не быть. И, несмотря на то, что я сразу же по приезду сдал экзамены в НГМИ, выбор серьезный — джаз! был всегда на одном из первых мест…
Из особых событий этого знаменательного, во всех отношениях 1966 года – надо отметить приезд трио Бориса Рычкова, и съемки в Академгородке фрагментов документального фильма о джазе (первого в СССР!) “Семь нот в тишине”. На сцене ДК “Москва” выступал страшно популярный и известный Ленинградский диксиленд в его первом классическом, вернее уже хрестоматийном составе: Всеволод Королев (труба), Александр Усыскин (кларнет), Эдуард Левин (тромбон, рояль), Борис Ершов (банджо), Юрий Мирошниченко (контрабас, сюзафон), Александр Скрыпник (барабаны), и трио Германа Лукьянова: Лукьянов (флюгельгорн), Леонид Чижик (рояль), Юрий Ветхов (барабаны). Мы, в качестве хозяев, выставили новый ансамбль, более ориентированный на традиционный стиль, так как я долго доказывал Виттиху, что все эти арфы, виолончели и гобои только пустая трата времени и таланта музыкантов. На сей раз помимо Виттиха и меня, в нем играли Владимир Захаревич (тенор-саксофон), Валерий Степанов (контрабас) и очень перспективный трубач Игорь Широков.
В это же время (1967) организовывается первый городской джаз-клуб в НЭТИ, усилиями и хлопотами студента Александра Мездрикова. Так как все мы были насквозь советские, то и структура первых джаз-клубов напоминала ячейки первичных партийных организаций, с их собраниями, членскими билетами и взносами, повесткой дня. Конечно, сейчас это смешно, но в то время, несмотря на все нелепости, джазовые клубы сыграли наипервейшую роль в становлении джаза в стране, ибо государственные структуры культуры этого делать не хотели и не могли. Джаз-клуб обозвали “Квадрат”, хотя потом таких названий была много, и по воскресениям, в конференц-зале института, нам милостиво разрешали играть под неусыпным контролем заведующей студклубом – Нэлли Шор. Играли все, без исключения, еще очень примитивно, а порой, и просто “на халяву”. Была секция музыкантов, была секция лекторов, была секция под гадким названием “функционеры”, среди которых замаячило имя будущего джазового журналиста Валерия Котельникова. Были там действительно люди верные, безумно влюбленные в джаз, коллекционеры, просто фаны, но встречались и балластные личности, откровенные барыги, которых потом стали называть “люди при джазе”.
Другим интересным фактом, было открытие в январе того же 1967 года кафе-клуба “Эврика”, который по примеру молодежных клубов Москвы, пригласил играть трио Носова-Степанова-Селиванова. Плюс там часто появлялся Виктор Есенин и все городские джазовые музыканты. Кайф длился недолго, через месяц руководство быстро уволило музыкантов, объяснив, что импровизационная музыка не способствует пищеварению посетителей, а то и просто их угнетает. Хотя потом, титаническими усилиями того же Александра Мездрикова, который поставил целью своей жизни создание легального джаз-клуба, в “Эврике” собирались музыканты и новый городской бомонд.
Основное же мое время помимо учебы и зова молодой крови занимали работа в кафе “Под Интегралом”, принимавшем всесоюзную известность из-за своего вольнодумства и репетиции с ансамблем Володи Виттиха, так как нас снова пригласили в Таллинн.
О фестивале в Таллинне можно сказать очень много… Об одной, пожалуй, самой важной особенности этого фестиваля почему-то никто не упоминает. Дело в том, что именно на этот фестиваль прибыли люди со всего СССР, до этого знакомые только по письмам или сплетням. Для всех это был взрыв накопившейся и нереализованной энергии и любви к джазу, и все это вылилось в Первый Неформальный Съезд Джазовой общественности страны!».
* В то время исполнение со сцены чего-либо, не прошедшего согласование с литературным отделом (фактически цензурой), было запрещено.
Автор: Игорь Дмитриев
Помню эти времена, но зато все было через борьбу живое и настоящее!
Интересно! Хороший язык! Поздравляю!