Заканчивая школу в начале 1990-х, Тимур Гуляев планировал стать программистом, но судьба занесла в Новосибирское художественное училище, куда его приняли без положенного пакета работ, по наброскам ручкой на листке. Выбрал театральное отделение, учился у известного новосибирского художника Владимира Фатеева. Совмещал учёбу с деятельностью в студенческом театре — рисовал и изготавливал декорации, придумывал костюмы, сочинял музыку и играл сам в этих постановках. В Новосибирский государственный академический театр оперы и балета пришёл в 1997 году бутафором-макетчиком, спустя время стал художником-бутафором, сейчас — старший мастер бутафорной мастерской театра. С 2018-го привлекается к созданию спектаклей как художник-сценограф или постановщик. Первой его работой стала опера «Моцарт и Сальери» на музыку Николая Римского-Корсакова. С тех пор с главным режиссёром театра Вячеславом Стародубцевым они поставили ещё шесть опер в Концертном зале НОВАТа — «Терем-теремок», «Стойкий оловянный солдатик», «Красная Шапочка», «Кот в сапогах», «Сказка про Козлика», «Дидона и Эней». Сейчас идёт подготовка к декабрьской премьере — опере «Кощей Бессмертный».
Узнай куклу
/22_00.jpg?1607337074722)
— Тимур, ваши замечательные куклы экспонировались на выставке в краеведческом музее к 75-летию театра оперы и балета, сейчас они украшают ёлки в фойе самого театра. Слышала историю, что, начав изготавливать миниатюрных персонажей, вы просто не смогли остановиться. Это правда?
— Неправда! Изначально нужно было сделать фото зону к премьере спектакля «Щелкунчик» в постановке Начо Дуато. Я подумал, что логично сделать игрушки из разных спектаклей. Оказалось, что главный режиссёр театра Вячеслав Стародубцев это и имел в виду. Мы составили список, какие куклы нужно сделать, и в 2017 году изготовили 25 кукол. Одна ёлка была посвящена спектаклю «Щелкунчик» — украшенная шарами и звёздочками, под ней стояли коробки с подарками, а сверху располагались игрушки — это было повторение того, что зритель видел на сцене, только в уменьшенном виде. На сцене зрителям фотографироваться не дадут, а здесь — пожалуйста. Ещё одну ёлку мы украсили персонажами из балетов, а третью — из опер. На второй год персонажи на ёлках перемешали, только «Щелкунчик» по-прежнему стоит на первом этаже, вокруг него всегда много желающих сфотографироваться. Сейчас у нас уже пять ёлок, две из них в Концертном зале — на них миниатюрные маски, которые носят персонажи спектакля «Летучая мышь». Надеюсь, будут время и силы на какое-то дополнение и в этом году.
— Значит, на ёлках мы можем увидеть персонажей осенних премьер — опер «Дидона и Эней» и «История про Козлика»?
— Это входит в программу-минимум. Некоторые куклы я делал целиком, но без своих коллег такой объём не осилил бы. Работает команда: кто-то туловище делает, кто-то — костюм, головной убор, роспись. Я взял на себя ответственность по изготовлению лиц, стараюсь передать какие-то черты исполнителя, чтобы сходство было ещё большим. Скажем, посмотрел зритель оперу «Севильский цирюльник», там есть очень странный персонаж — горилла, которая скачет, хулиганит, машет пистолетом, — и вот выходит зритель после спектакля, а перед ним стоит ёлка, на которой сидит эта горилла, в тех же проводках, чёрная, лохматая…
/22_04.jpg?1607337074722)
— У вас есть опыт сотрудничества с Новосибирским областным театром кукол, где идёт спектакль «Терем-теремок» с вашей сценографией. Планируете ещё что-то поставить с куклами?
— Это зависит от того, будет ли интерес с их стороны, я с удовольствием поучаствую.
— А какую историю или сказку хотели бы сделать для театра кукол?
— В любой постановке определяющим является режиссёр, он подбирает команду и приглашает художника с определённым стилем. Бывают, конечно, ситуации, когда ты говоришь: эх, было бы классно поставить, — и режиссёр загорается. Так было с «Котом в сапогах»: я спросил Вячеслава Стародубцева, есть ли такая опера? Он ответил: есть, автор — Цезарь Кюи. И мы все загорелись идеей, режиссёр собрал команду, которая довела эту историю до зрителя. Все декорации для спектакля сделаны в стилистике книжки-раскладушки. В Концертном зале нет кулис, нет занавеса, как на большой сцене, поэтому приходится искать решение, как на открытом пространстве создать другое пространство… А что касается задумок, в том числе для театра кукол,— много лет как художник-постановщик я мечтаю сделать «Городок в табакерке», но не знаю такого произведения в музыке. Сегодня есть композиторы, которые могут написать полноценную музыкальную форму.
Маски для троллей
/22_03.jpg?1607337074722)
— Музыку к опере «История про Козлика» написал современный новосибирский автор — Александр Абраменко.
— Да, это прекрасный пример того, что можно и сейчас создавать новые музыкальные формы.
— Создаётся впечатление, что вас очень вдохновляет музыка.
— Музыка — своего рода информационное поле. Вы смотрите на картину, и если у вас богатое воображение, вам захочется её озвучить. Почему популярны картины-пейзажи? Человек смотрит на этот лес или реку, погружается в атмосферу и начинает слышать щебет птиц, шуршание листвы, плеск воды. Глядя на картину, вы не только видите, вы испытываете чувства, потому что мозг ищет подсказки. Так и в моей работе: некоторые вещи рисуются, вдохновлённые музыкой, а некоторые — подкрепляемые музыкой.
— Как с пещерой Горного короля в балете «Пер Гюнт»? Как создавались эти маски?
— Нам показали эскизы художника и фотографии, как это было воплощено на сцене, я их тщательно изучил, примерно восстановил технологическую карту, а потом мы уже сами экспериментировали. Использовать те же технологии не всегда возможно. Они использовали латекс, а у нас его не продают, нужно заказывать, привозить можно только в тёплое время, от мороза он портится. Так что все маски для троллей мы делали по своей технологии. И король у нас с четырьмя рогами, художник с постановщиком посмотрели и сказали: классно, пусть будет.
— Оружием, которое вы делали для «Корсара», «Спартака» и других спектаклей, можно нанести травму?
— Как-то давным-давно помощник режиссёра привела в наш цех детей на экскурсию, в углу лежала куча мечей для «Князя Игоря». Изготовлены они были из дюралюминия, обточены, отполированы до зеркального блеска. И вот она показывает экскурсантам на оружие и объясняет популярно: дети, этот меч не железный, но если им ударить, эффект будет тот же… И это правда, потому что причинить вред можно и тупой ложкой.
/22_02.jpg?1607337217941)
— Судя по тому, как детально выполнены сабли и шпаги, вам приходится изучать музейные предметы?
— Да, это нужно для того, чтобы понимать, как они выглядели в историческом контексте, а ещё лучше подержать в руках. Это часть профессии, чем больше ты знаешь, тем удобнее работать. Скажем, чем отличается шпага от рапиры? Иногда ничем. Потому что в одном случае была трансформация от тяжёлого меча, а в другом — от тонкого шила. Или чем отличается шашка от сабли? Способом ношения: надел по-другому, и это уже не сабля, а шашка. Способы изготовления мы применяем разные: и сваркой занимаемся, и ковкой, и чеканкой, и на токарном станке работаем. Технологии изменились. Если раньше, по рассказам, в бутафорном цехе была женщина-скульптор, которая лепила скульптуры, и был дедушка-формовщик, делавший с них гипсовые формы, затем команда клеила по ним папье-маше с утра до вечера, то сейчас наша работа более творческая. Мы осваиваем новые материалы, экспериментируем с рецептурой и со способом обработки.
— В «Дидоне и Энее» вы придумали паруса, которые тянутся до самого зрительного зала. Приходилось ходить под парусами, скажем, на Камчатке, где вы жили в детстве?
— Нет, мы жили в лесу, рядом был Авачинский вулкан, он как раз извергался в 1991-м.
— Страшно было?
— Конечно, вы сидите у себя дома, смотрите в окно, а всего в 14 километрах течёт лава. Красиво было, но страшно, да. Смотришь и думаешь: дотечёт ли она до ледника, растопит ли его, — дело было зимой, и эта растаявшая смесь могла снести всё на своём пути… А жили мы на Камчатке всего три года, отчим там служил.
Творческие амбиции
— Чему особенному научил вас мастер-педагог Владимир Фатеев?
— Обходить препятствия, вместо того, чтобы их преодолевать. Во-первых, так быстрее, во-вторых, можно прийти к совершенно неожиданным решениям. Я сравнивал методику Владимира Афанасьевича с таким примером: бежит ручей, поставили ему на дороге камушек, он же не потечёт через это препятствие, а обойдёт стороной и потечёт себе дальше. Приносишь ему работу, он говорит: нет, это не подойдёт, пробуй иначе. Со временем я понял, что так действительно легче, потому что наша работа подразумевает частое переключение.
— Видела в интернете фото яств для спектаклей — не отличишь от настоящих. Зачем так подробно, если зритель сидит далеко?
— Это такие творческие амбиции. Ты придумываешь какую-то технологию, момент изобретательства всегда приносит радость, а если эксперимент был удачным, это порождает целую цепочку позитивных эмоций. То, что мы делаем очень подробные вещи, никого уже не удивляет — скорее, коллеги с опаской теперь относятся и к настоящим блюдам, спрашивают: это есть можно или вы снова что-то намудрили?
— Есть мнение, что Тимур Гуляев — лучший в городе художник-бутафор. Чувствуете ли вы себя волшебником?
— Это очень лестное мнение. Я чувствую себя человеком, который не устаёт от профессии. Уставать можно от количества работы, иногда от дисгармонии в организации, ещё от чего-то. От самой профессии не устаю, потому что приходится постоянно миксовать разные возможности — сегодня я столяр, завтра — верхолаз, ещё через день — скульптор-монументалист. Например, на спектакль «Баядерка» я в одиночку сделал семиметровую статую Будды. У меня иногда спрашивают, почему я не участвую в конкурсах ледяных или снежных скульптур. А когда?
— Когда премьера выходит к зрителю, вы чувствуете облегчение?
— Первые просмотры в зале — настоящий экзамен для самого себя: ты сидишь и смотришь, не допущены ли погрешности, чтобы после исправить. Сложно переключиться с художника на зрителя и наслаждаться музыкой и голосами.
Марина ШАБАНОВА | Фото Валерия ПАНОВА
