29 и 30 апреля в Новосибирске состоялись концерты Новосибирского академического симфонического оркестра под управлением Томаса Зандерлинга. Дирижировал Валентин Урюпин, солистка Софья Кипрская (арфа).
В программе концерта прозвучали: Концерт для арфы с оркестром, op. 74 Глиэра и Симфония № 4 Шостаковича.
Концерт 30 апреля привлек внимание не только тем, что за пультом был Урюпин, завоевавший большое признание новосибирской публики, но и тем, что впервые за последние годы было исполнено произведение для солирующей арфы.
Концерт произвёл на меня неизгладимое впечатление. Программа по своему содержанию охватила – не знаю, намеренно ли – вселенский масштаб смыслов: от лёгких райских звуков арфы в концерте Глиэра, до последних ударов измученного сердца в симфонии Шостаковича. Но обо всём по-порядку.
В зале появилась стайка учениц-арфисток во главе с педагогом. А на сцене стояла великолепная арфа, как символ безупречной красоты, утончённости и аристократичности. Многие из пришедших слушателей, в том числе и мужчины, не смогли сдержать порыв и не сфотографироваться на её фоне.
Софья Кипрская — ведущая арфистка оркестра Мариинского театра и организатор международного фестиваля «Северная лира». Звук арфы – чистый и небесный даже — имеет удивительное расслабляющее свойство. И когда концерт завершился, публика не хотела отпускать Софью. Несмотря на усталость, она исполнила на бис композицию из американской книги песен. Слушатели, боясь нарушить магию звука арфы, замерли и, кажется, едва дышали — такая установилась тишина. Когда же это волшебство завершилось, зал обвалился от грохота аплодисментов. К сцене бежали будущие арфистки, которые не побоялись подняться на второй этаж в грим уборную Софьи с просьбой с ней сфотографироваться. Для них это память на всю жизнь и мощный стимул продолжать осваивать очень непростой инструмент — арфу.
Уверен, что Софью мы увидим еще не раз. Ее будут ждать те, кто на листочках отзывов о концерте оставили массу восторженных эпитетов и просьбу привезти музыканта в следующем сезоне. Нет сомнения, что руководство филармонии прислушается к просьбам зрителей.
Во втором отделении оркестр занял всю сцену. Урюпин вышел к подиуму и без молчаливой подготовки сразу взмахнул руками. Сложилось такое впечатление, что маэстро, в перерыве работавший с партитурой, шел в зал с музыкой, рвущейся наружу.
Четвертая симфония Шостаковича имеет сложную судьбу. Непростое произведение для самого композитора в создании, премьера которого не состоялась, когда её ждали, по причине драматических событий в творческой жизни Дмитрия Дмитриевича.
Еще в 1934 году Шостакович заявил о намерении написать большую симфонию об обороне страны. Руководство СССР поддержало молодого композитора, и ему было выделено место на крейсере «Аврора», где он по пути в Кронштадт сделал наброски первой части. Симфонию ждали, и Ленинградская филармония включила её исполнение в план работы на 1934-35 год.
Но что-то пошло не так. Написанные фрагменты не складывались. Шостакович писал: «Это должна быть монументальная программная вещь больших мыслей и больших страстей. И, следовательно, большой ответственности. Многие годы я вынашиваю ее. И все же до сих пор еще не нащупал ее формы и «технологию». Сделанные ранее наброски и заготовки меня не удовлетворяют. Придется начинать с самого начала.»
Они не пропали, а вылились в «Пять фрагментов для оркестра» (соч. 42). Шостакович понимал, что 2 и 3 симфонии для него в прошлом и имеют явный, соответствующий времени налёт пропагандизма, от которого он хотел избавиться и найти свой собственный музыкальный язык. И тут на помощь приходит близкий друг композитора И.И. Соллертинский. Он предлагает композитору обратить внимание на Симфонию №3 Густава Малера.
В некоторых источниках упоминается Симфония №7, но по внутреннему состоянию 3-я симфония Малера ближе к Симфонии №4 Шостаковича.
Понимая, что советские композиторы не знакомы с современной западной музыкой, Шостакович увидел то главное, что ему не хватало. Лирической, исповедальной симфонии с показом внутреннего мира своего современника.
«Хорошо было бы написать новую симфонию. Правда, это задача трудна, но ведь это не значит, что она не выполнима», — размышляет Шостакович.
Близко знавший композитора Соллертинский в период дискуссии говорил, что они (Ленинградская филармония) ожидают от композитора большой новой симфонии. Да и сам Шостакович в апреле 1935 года объявил: «Сейчас у меня на очереди большой труд — Четвертая симфония».
Но тут в жизни композитора происходит трагическое событие, заставившее его пересмотреть свои взгляды на происходящее в стране.
Начав писать симфонию 13 сентября 1935-го, он к концу года полностью закончил первую часть симфонии и практически вторую. В январе 1936 года он вместе с коллективом Ленинградского академического Малого оперного театра (ныне Михайловский театр, художественный руководитель Владимир Кехман) выезжают в Москву, где театр показал две свои лучшие оперы: «Леди Макбет Мценского уезда» Д. Шостаковича и «Тихий дон» И. Дзержинского.
И. Сталин побывал на этих спектаклях. И организаторы, не подумав, посадили главу государства в ложу над группой ударных инструментов. Трудно сказать, что именно повлияло на Иосифа Виссарионовича, но 28 января 1936 года появляется «знаменитая» статья «Сумбур вместо музыки», а 6 февраля другая статья, предположительно, того же автора «Балетная фальшь». В первой была разгромлена опера Шостаковича, а во второй его балет «Светлый ручей».
Композитор очень тяжело пережил то, что последовало после. Все, кто назывался в прошлом его друзьями, от него отвернулись, поддержали композитора только Соллертинский и семья Шостаковича. К счастью, репрессии за этими статьями не последовали, но всё это стало большим ударом по репутации и общему творческому состоянию Дмитрия Дмитриевича.
Любопытно, что определённый компромисс с руководством страны был достигнут: Шостаковича утвердили как композитора оратории к двадцатилетию Октябрьской революции, он стал автором музыки ко второй серии трилогии о Максиме и к фильму «Подруги», а в Австралии состоялась премьера его первой симфонии, где за пультом был А. Тосканини.
Вернувшись в Ленинград в апреле, композитор продолжил работу над своей четвертой симфонией.
Друзья, в первую очередь Соллертинский, понимали, что Шостакович не отступит от трагедийного характера симфонии, проявившегося в опере «Леди Макбет Мценского уезда». Уже в этой опере симфонизм был на первом месте, а вокал имел сопутствующее положение. Четвертая симфония несла в себе ту же направленность и эмоционально свободный от каких-либо ограничений накал, в котором Шостакович искал ответы на вечные вопросы, стоящие перед человеком.
А вокруг интеллигенции, как и вокруг множества военачальников, партийцев, руководителей предприятий, сгущался кошмар террора. Шостакович это чувствовал. Он не мог этого не видеть.
В этих условиях он закончил написание симфонии, которая освободила Шостаковича от программных догм. Все последующие симфонии он писал эмоционально и психологически свободным человеком.
С окончанием работы над симфонией № 4, у Шостаковичей произошло радостное событие: 30 мая супруга Нина Васильевна родила дочь. Сбылась мечта композитора иметь детей. По сегодняшним меркам молодой композитор имел все: устойчивую работу, растущую популярность, дочь. А вот с исполнением четвертой симфонии стали возникать серьёзные проблемы.
Подготовку симфонии к премьере поручили дирижеру Фрицу Штидри, у которого к тому времени заканчивался контракт, и, как говорят, он сидел на чемоданах. В филармонии преданные линии партии сотрудники, стали шушукать, что оркестр опять заставляют исполнять формальную музыку.
Несколько важных замечаний. Штидри был ассистентом Малера и считался его последователем. Именно Штидри занимался исполнением симфоний Малера в Ленинграде, именно он помогал Шостаковичу в его творческих поисках. При Штидри оркестр получил звание заслуженного коллектива республики. С оркестром он дал более 150 концертов.
Работа с партитурой началась не со всем составом оркестра, а лишь со струнной группой. На репетицию приехал Александр Гаук, считали, что дирижировать будет он. В последствии Гаук писал: «Исполнение было сумбурное…Штидри явно не понимал музыки, а оркестр играл грязно. Впечатление было тяжелое». И.М. Рензин — директор филармонии не скрывал озабоченности, связанной с премьерой.
Можно предположить, что вся нервозность проистекала от того, что у всех причастных к исполнению новой работы композитора был страх перед руководством, ведь они прекрасно понимали, о чем данная симфония, и что к обороне она не имела никакого отношения. Известно, что П.М. Керженцев, председатель комитета по делам искусств при совнаркоме СССР, не одобрял ее исполнение и был категорически против.
После второй репетиции Шостакович симфонию с исполнения снял…
Отто Клемперер, будучи в Ленинграде, просил у Шостаковича разрешения исполнить четвертую симфонию за пределами страны.
Но Шостакович не хотел никого подводить. В том числе и себя, ведь за его спиной была его семья. Он понимал, что в той обстановке, в которой пребывала страна, эта симфония не может быть исполнена. Её время ещё не пришло.
Композитор передал рукопись Гауку. Она имела хождение в кругах музыкантов, её отрывки перекладывались для двух фортепиано. В войну у Гаука чемодан с рукописью пропал.
В 1961 году, спустя четверть века, состоялась премьера четвертой симфонии композитора. Симфонию восстанавливали по оркестровым партиям. Занимался этим Л.Т. Атовмьян. Посмотрев восстановленный текст, автор не внес никаких изменений.
Что касается нашего времени. На дворе 21 век. Как именно воспринимают музыку Шостаковича музыканты молодого поколения? Валентин Урюпин, отличающийся скрупулёзностью в работе с партитурой, имеющий уже в свои молодые годы богатый опыт и репертуар лучших произведений музыкального наследия, среди которых в том числе и далеко не простые создания композиторов последних десятилетий, не имеет потаенного страха перед государственной системой. В нас, кому сейчас шестьдесят и старше, где-то глубоко на подсознательном уровне, еще сидит этот страх, полученный от родителей.
Поэтому, я могу сказать, что такого исполнения четвертой симфонии Шостаковича я не слышал. Хотя существует ряд исполнений этого монументального произведения разными оркестрами и дирижёрами. Но во всех них музыка была, как бы приглажена, без острых углов. Где-то краски не такие яркие, где-то звук потише, где-то темп помедленней.
Как-то я прочитал следующее высказывание Огюста Ренуара: «Произведение искусства должно налететь на зрителя, охватить его целиком и унести с собой»!
Именно это и получилось у Валентина Урюпина. Музыка была настолько экспрессивна, доводящая почти до нервного истощения, что в ней слышалось и предчувствие бедствий, и ужас перед ними. Шостакович поднялся выше сиюминутного зла, это уже масштабная борьба добра со злом. Напомню, что большая часть симфонии писалась, когда у Шостаковича было все в порядке. Еще не было исторических разгромных статей, родилась дочь. Поэтому смею утверждать, что боль, переданная в музыке, не была его болью, это была будущая кровоточащая рана всего общества. Композитор предвидел это и об этом написал.
В первой части симфонии (а четвертая симфония имеет три части, в отличие от традиционных четырёх) множество тем, которые наслаиваются, сплетаются, развиваются параллельно, «взрываясь не один раз волнами кульминаций».
Урюпин дал оркестру запредельную нагрузку. У струнной группы дымились смычки, ноги от бешеной нагрузки отрывались от пола. Стихийные фугато были похожи на стремительные вихри. В сжатой репризе особо сильное впечатление произвело соло на скрипке, исполненное концертмейстером оркестра, народным артистом России Валерием Карчагиным.
На протяжении всей симфонии я чувствовал постепенное нагнетание чего-то неизбежного. Трагедия и сарказм, нерв и даже смирение. Преисподняя…
Мне, как и моим приятелям, с которыми я обменялся впечатлениями от концерта, показалось, что основой симфонии и самой сильной ее частью была первая. Но и вторая, необходимое интермеццо moderato con moto, развивало первую часть. В отличие от привычных стандартов, лирика пытается как бы сопротивляться фатальности происходящего, но безуспешно.
В третьей части слышатся множество бытовых картинок, танцев: тут и галоп, вальс, полька… Но над всем главенствует траурная тема, сгущающая и без того парящие в воздухе скорбь и бесстрастие.
И гипнотизирующие в конце финальной части симфонии уставшие удары больного, измучавшегося сердца, маятника прожитой жизни. Этот звук постепенно растворялся и таял, таял, таял, оставляя за собой звон в ушах, тремор в конечностях, то, что очень сложно передать словами.
Я смотрел на кисть руки дирижёра, которая еще несколько минут назад руководила теми тонкими нитями, которые связывают дирижёра и оркестр, а сейчас повисла, напряженно сжатая, как его лопатки, шея, голова. И весь зал ошарашено молчал. А я смотрел на эту кисть, на его спину и видел, как постепенно спадает напряжение, которое больше часа держало весь зал в немыслимом участии этого действа под названием симфония номер четыре, русского гения — Дмитрия Шостаковича и молодого, очень одаренного дирижера Валентина Урюпина. Лишь когда его сжатая кисть расслабилась, я понял что и мое тело, сжатое всё это время, как пружина, вернулось в свое первоначальное состояние.
Со всеми, с кем я встречался, спустя некоторое время после концерта, отмечали один и тот же факт — концерт произвел на них настолько сильное впечатление, что они несколько ночей не могли спать.
Два последних концерта оркестра вполне могли украсить и являться продолжением Транссибирского Арт-Фестиваля. Хочу выразить свое восхищение артистам оркестра и его руководителям за то, что им удалось преодолеть груз обязательств перед своим основным активом — владельцами абонементов. Они сделали невозможное, отыграв сдвоенные абонементы и два арт-фестиваля практически подряд. При этом им пришлось исполнять множество сложных программ, которые приходилось готовить в рекордно короткие сроки. Вы — наши герои!
Для нас, почитателей коллектива, это был поистине прекрасный концертный сезон замечательных концертов, позволяющих нам выйти из того сумрачного состояния, в которое ввело пандемийное время. Вы помогли нам вылечиться и вернуться к нормальной жизни. Будем надеяться, что впереди вас ждет упорядоченная и спокойная работа.
Автор благодарит Оксану Гайгерову за помощь в подготовке материала.
Фото Михаил Афанасьев
Потрясающе грамотная, вдумчивая и глубокая статья! Чувствуется умелое прочтение всего музыкального материала, прочтение, анализ и доброжелательный вывод ! СПАСИБО! Очень интересно. 😍🙏💐