«Будь собой-остальные роли заняты» О. Уайльд
Это интервью было предопределено. Мы с Кириллом Игоревичем не раз говорили о премии «Золотая маска», иногда спорили, но всегда приходили к общему знаменателю. Честно, я уже и сам не верил в то, что ситуация в российском театре может измениться, что мы будем услышаны и поддержаны. Этот разговор уже третий. Крок поддержал мою публикацию в «ЛГ» от 3 декабря 2023 г., где накануне съезда СТД я размышлял о дальнейших путях фестиваля.
В ответ на запрос общества сменилось руководство фестиваля. Сделаны первые шаги на новом поприще опытнейшим Кроком и не менее опытным Машковым. Вот ответы на горячие вопросы от человека, который о переменах и планах знает все.
– Кирилл Игоревич, революция, о которой мы так долго говорили, случилась. Можете ли вы описать свое место в новой структуре руководства СТД? Чем вы будете заниматься и занимаетесь уже сейчас?
– Во-первых, если мы что-то хотим изменить в нынешней театральной жизни, то не Кирилл Игоревич, а только все вместе мы можем это сделать. А один человек ничего изменить не может. Это мое глубокое убеждение. Только вместе. Во-вторых, эта должность совершенно новая и для Союза театральных деятелей, и для фестиваля «Золотая маска». Поэтому сегодня я могу процитировать только то, что написано у меня в трудовом договоре с Союзом театральных деятелей: «Собирает, формирует предложения по кандидатурам в экспертный совет и в члены жюри фестиваля». Это первое. Второе: «Вносит предложения на секретариат о месте проведения и дате подведения итогов фестиваля. Оказывает другие консультационные услуги председателю союза – президенту фестиваля «Золотая маска». Вот, собственно, мои функции, которые я и начал исполнять. Дальше есть строка «Стоимость услуг». В ней стоит: «Безвозмездно».
‒ Словом, вам поручили то, от чего зависит реформирование фестиваля «Золотая маска», а сегодня это самый серьёзный вопрос. Дали ли вам все необходимые полномочия для этого? Или будут необходимы консультации с другими руководителями СТД?
– По положению о фестивале «Золотая маска» все составы экспертных советов и жюри фестиваля утверждает простым общим голосованием секретариат СТД. Мое дело – подготовить эти предложения, обсудить на секретариате, а дальше секретариат как коллективный орган правления Союза театральных деятелей будет принимать эти решения. Я только готовлю эти предложения, согласовываю, учитываю мнения разных заинтересованных людей. Есть очень трезвые предложения о том, как нам улучшить, реформировать «Золотую маску», сделать так, чтобы она отвечала задачам культурной политики государства и культурным ценностям, объявленным в стране. Вот такие предложения я собираю и рассказываю о них председателю союза Владимиру Машкову. А дальше секретариат это принимает или не принимает. Вот и все. Все решения по жюри, по экспертным советам, изменения в положении фестиваля «Золотая маска» принимаются не вице-президентом, не председателем СТД Владимиром Машковым, а коллективным органом союза, которым является секретариат.
– Не сомневаюсь, что в ваш адрес и в адрес ваших коллег обрушится критика, даже догадываюсь от кого.
– Я жду, готов к каким-то воплям дамочек из всяких подвальных советов, которых сейчас отстранили от кормушек. И будем отстранять дальше, поэтому, конечно, сейчас будет всплеск так называемой критики.
– Кирилл Игоревич, возникает много вопросов, в том числе и тех, которые мы с вами уже обсуждали, по поводу «Золотой маски». Есть люди, которые всегда поддерживали все, что было, поскольку в той структуре их все устраивало. Они и сейчас убеждены, что их позиция единственно правильная. Говорят о том, что ранее региональные театры выезжали в Москву, показывали там свои спектакли, а теперь этого не будет, но это очень важно и без этого статус фестиваля резко снизится.
– Очевидно. И мы об этом знаем. Во-первых, вы правы, всех волнует, почему в этом году театры в Москву не приезжают. Отвечаю: это решение дирекции фестиваля принято только на 2024 год. Наверное, мало кто знает, что от прежней дирекции у Союза театральных деятелей осталась огромная сумма долгов. Эксперты предыдущие, которые отобрали в лонг-лист работы, написали свои рецензии и отчеты, за эту работу деньги получили лишь частично ‒ в виде аванса. Также мы имеем огромное количество счетов, которые прежняя дирекция «Золотой маски» выставила Союзу театральных деятелей. Это миллионы рублей, которые СТД на сегодняшний момент покрыть не может. И финансирование от Министерства культуры будет только в конце марта. Поэтому вопрос на секретариате союза был сформулирован так: или мы проводим тридцатый фестиваль национальной премии «Золотая маска» в новом формате – жюри выезжает на места и смотрит отобранные работы, или мы вообще его не проводим, а даем всем дипломы в связи с теми организационными и финансовыми проблемами, которые сегодня проявились. Разве нынешний состав секретариата, президент премии и вице-президент премии виновны в том, что прежняя дирекция фестиваля сделала все, чтобы мы пришли к тому, что Союз театральных деятелей в лице Александра Александровича Калягина был вынужден прервать с ними все деловые отношения? Разве нынешняя дирекция «Золотой маски» виновна в том, что только четвертого декабря прошел внеочередной съезд союза, где сменился его председатель? А время, как известно, бежит каждый день неумолимо. Поэтому было принято решение провести фестиваль в тех театрах, которые были выдвинуты, чтобы они могли и дальше продолжить свое участие в фестивале. Убежден: единственное, что в данных условиях можно оперативно сделать, – это поехать жюри во все театры, которые выдвинуты в лонг-лист. Есть и другая серьёзная проблема: от многих региональных театров союз и дирекция «Золотой маски» получили письма о том, что губернаторы, местная власть, не находят денег на поездку на фестиваль в Москву. Если кто-то думал, что фестиваль «Золотая маска» – такие благодетели, что они выбрали театры, а дальше этим театрам все оплатили, то это не так. Это все делали сами театры. «Золотая маска», фестиваль, делал только одно: оплачивал аренду в московских театрах, да еще звонил во все театры с просьбой снизить стоимость этой аренды. И обеспечивал технический райдер. И даже этот вопрос нередко перекладывали на самих участников. «Вам нужно такое оборудование – вот сами и привозите». Вот так это было. Поэтому, чтобы фестиваль состоялся, было принято это решение. Чтобы ничего не сломать, чтобы ничего не растерять. Это первое. Второй ваш вопрос о тех, кто возмущается. Естественно, они возмущаются, потому что больше их в этом фестивале в качестве экспертов не будет. Это абсолютно точно. Понимаете, созданный Марией Евсеевной Ревякиной такой воинствующий отряд всетеатрального «НКВД», которое привыкло, создав ассоциацию театральных критиков, определять, кто друг, а кто враг, кого мы выдвигаем, а кого мы задвигаем, какую идеологию на всероссийское театральное поле мы привносим, а кого просто не замечаем годами, а кого, если даже знаем, что не заметить нельзя, тогда дадим специальный приз жюри. Мы все это видели. Если кому-то нужны примеры, готов их привести. Поэтому, естественно, эти люди сегодня в запрещенных сетях изливают свою желчь. Но называться национальным театральным фестивалем и вести противотеатральную деятельность на театральном поле с попыткой разваливать нашу страну и государство больше ни у кого не получится. Я надеюсь. Давайте посмотрим, что и как было устроено в прежней «Золотой маске». Так называемая независимая экспертиза, о которой плачут безумные театроведки в фейсбуке и еще шепчутся по углам в коридорах театров: «Всё погибло, загубили, отобрали». А давайте честно скажем, что происходило. Схема обогащения театральных критиков, ну не всех, конечно, а очень многих, была следующая. Все директора региональных театров знали: если хочешь попасть в лонг-лист «Золотой маски», а может быть, и в номинанты, сначала нужно пригласить правильных театральных критиков на проведение лаборатории. Ценник на лабораторию, приезд одного критика в театр, был сто – сто пятьдесят тысяч, не меньше. Плюс гостиница не ниже четырех звезд, питание в ресторанах, развлечения, все такое прочее. После этого нужно было из этой же ассоциации правильных критиков, как нам объясняли, серьезных людей, которые занимаются серьезной независимой экспертизой, пригласить на обсуждение спектакля. Обычно платили пятьдесят – семьдесят тысяч. А после этого эти критики говорили: «Мы будем в экспертах, поэтому давайте, если мы организуем этот процесс, то сначала проведем лабораторию, на которую привозим молодых, правильно ориентированных режиссеров, которые поставят то, что нам надо. Поставят те пьесы, которые идеологически нам близки. После этого у вас есть шанс, уважаемый театр, попасть в лонг-лист». Уже все прекрасно знали, что нужно для того, чтобы попасть в лонг-лист. Обязательно сделать какую-нибудь сцену в бане с голыми жопами или обязательно плавать полуголыми в бассейне, или мыться в душе, или показывать через театральное искусство, через слово, определенную форму подачи драматургического материала, какая жуткая страна Россия, какая бесчеловечная преступная власть в России. Или главный герой пьесы вот такой. А на самом-то деле мы кого имеем в виду? Нынешнюю политическую безнравственную абсолютно власть. И если все эти вещи сделал, провел еще лабораторию и заплатил деньги критикам, то у тебя есть стопроцентная гарантия попадания в лонг-лист «Золотой маски». Вот такой бизнес был поставлен на театральный поток. Одни и те же люди, проверенные эксперты, ездили на эти лаборатории, на эти обсуждения, на эти самые региональные фестивали, которые формировали репертуарный лист этих фестивалей. Многие театры и режиссеры стали работать не на зрителя и не для того, чтобы выразить художественную идею, а на «Маску» и критиков из этой ассоциации. Поэтому это такой хорошо отлаженный бизнес, чтобы, как говорится, в Австралии у кенгуру тоже было все в порядке. Так что о чем здесь говорить? Сегодня эти люди, безусловно, льют крокодиловы слезы. Ну что же, не все коту масленица.
– Последние десятилетия, в которые у нас продвигалась «Золотая маска», выбили совершенно нормальную критику, способную объективно писать о постановках, без всякой социальной и политической ангажированности. Как сейчас этот вопрос решать? Где брать этих экспертов?
–Благодаря ассоциации, которую создала Ревякина, когда она заставляла всех критиков приходить в Театр Наций и писать заявление с просьбой принять в ассоциацию театральных критиков. А если кто-то из критиков не хотел, то она просила письменный отказ. Мы вам предложили, а вы отказались. Как будто хотели объединить всех. Создалась ситуация, когда многие критики, видя вот эту воинствующую когорту крестоносцев и несостоявшихся дамочек, которые сначала проводили лаборатории, входили в экспертный совет, где у них абсолютно четкая идеологизированная общая позиция. Мне один человек рассказывал, что, когда он приводил аргументы против, они все голосовали «за». Почему? Читайте то, что я сказал ранее. Об этом в свое время очень емко сказал Борис Пастернак: «Всякая стадность – прибежище неодаренности». Сегодня происходит очень интересная ситуация. Многие критики говорят, что они бы с удовольствием приняли участие в работе нового состава фестиваля, но пока они состоят в этой ассоциации. И совершенно за гранью понимания, что эта ассоциация разными способами им угрожает. Обратите внимание: люди пишут в открытом чате угрозы тем, кто согласился сотрудничать с новой дирекцией «Золотой маски», с новым секретариатом союза. Говорят, что люди просто не поедут на региональные фестивали, которые они еще пока держат под собой. То есть идет просто шантаж и запугивание тех, кто поверил Союзу театральных деятелей, поверил, что Союз намерен театральную премию «Золотая маска» вернуть театральному сообществу. Несмотря на эти попытки противодействия, жюри и экспертный совет сегодня сформированы, утверждены секретариатом. С дирекцией уже начали работать. Со следующей недели эксперты и члены жюри поедут по всей России отсматривать новый театральный сезон, новые спектакли.
– Но все-таки возрождение критики – это один из важнейших вопросов?
– Да. Эта часть театрального сообщества абсолютно себя дискредитировала и серьезно больна. Ее нужно приводить в какое-то чувство и все-таки настраивать на то, что надо заниматься не политикой в театре, а театром для людей. Есть еще вопрос о том, как теперь театры будут попадать на фестиваль. Еще при прежней дирекции было принято решение о подаче заявки театров для участия в фестивале. При прежнем секретариате было принято решение, что теперь, независимо от своего статуса, любой театр должен заполнить заявку «Золотой маски» на сайте фестиваля, описать свой спектакль. И таким образом подать заявку на участие. Сегодня на секретариате мы приняли еще одно, мне кажется, очень важное решение: помимо вот этой самой заявки надо получить рекомендательное письмо. Подчеркиваю слово «рекомендательное» ‒ от регионального Союза театральных деятелей, то есть от профессионального сообщества. Таким образом, мы все-таки укрупняем, делаем более авторитетным Союз театральных деятелей, который и должны нам рекомендовать включить этот спектакль. Помимо этого, необходимо рекомендательное письмо от местной исполнительной власти ‒ министерства культуры или департамента культуры, или комитета культуры города. Если это частный театр ‒ то же самое. Таким образом, мы, может быть, все-таки заставим чиновников на местах исправить ситуацию, когда приезжаешь, к примеру, в регион, выясняешь, что ни министр культуры, ни вице-губернатор, курирующий отрасль культуры, не посещают театр годами. Им не интересно. Даже никто из чиновников минкульта не приходит и не смотрит премьеры. Так вот эта мера направлена как раз на то, чтобы, извините, заставить местные власти, которые занимаются регулированием отрасли под названием «культура», заниматься культурой. Не только в кабинете перекладывать никому не нужные бумаги, а все-таки выходить в театры, ходить в картинные галереи. Смотреть спектакли, выставки, концерты. Знать, что происходит в отрасли не из кабинета. Вот для чего это было сделано. Так не может быть, что театр сам себя выдвигает, а учредитель, который финансирует театр, даже и не знает, что там происходит, какие спектакли порой выпускаются, какие спектакли идут на «Золотую маску». А потом губернаторы и вице-губернаторы разводят руками: «А мы и не знали, что у нас такой хороший спектакль или плохой». Так вот, пожалуйста, узнайте.
– Многие чиновники сторонятся критики постановок, потому что не готовы вступать в дискуссии с режиссерами. Как вы считаете, должны ли чиновники как-то влиять на формирование репертуара? И есть ли необходимость возрождать художественные советы?
– Я считаю, что художественный совет в театре возрождать не надо. Не право чиновника от культуры решать, что такое хорошо, а что такое плохо. Поэтому мы говорим о рекомендательном письме, а не о согласовании, не о разрешении. Тогда, если театр выдвигает себя сам, а, к примеру, региональный союз это не поддерживает или министерство края, области региона не поддерживает, значит, для «Золотой маски» это серьезный сигнал. А что там происходит? Там власть не заботится о театре, не поддерживает свой театр, если не рекомендует? Или в чем там, собственно, причина? Ломать через колено никого нельзя, но давать правильную оценку тому, что происходит на сцене, вполне возможно. Вот появляется еще один рычаг управления в области культуры. Вы это поставили? Ради бога, ваше право. Вы несете за это ответственность. Но рекомендовать вас, чтобы вы были на национальном фестивале, мы не будем. Вот и все.
– А где брать управленцев?
– Взращивать, ходить, смотреть. Очень важна в этом деле насмотренность. Жить в обществе и государстве и быть независимым от этого общества и этого государства еще никому не удавалось. Это миф. Еще скажу одну вещь: если ты получаешь деньги от государства, средства налогоплательщика, то схема не может быть такой: «Дайте мне миллионы, отойдите в сторону и не смейте спрашивать, куда я их потратил, как я это делал и что такое искусство». Все это уже мы видели в 7 студии у Серебренникова.
– Мы понимаем, что у нас часть театрального процесса выстроена под лекала «Золотой маски», особенно это касается региональных театров. Нам сейчас очень важно начинать работать с детьми, с детскими театрами. С обычной неоколотеатральной публикой.
– Придется менять лекала. Я с вами согласен, к примеру, есть московский театр, там осталось только одно название «юного зрителя». Потому что там репертуара для детей практически нет. Это, конечно, безобразие. Кто позволил детский театр переформатировать в театр для взрослых? Вы хотите взрослый театр строить? Идите, стройте. Возможностей много. Но я бы и здесь очень осторожно к вопросу ТЮЗов, к театрам юного зрителя подходил. Понимаете, у детского театра должно быть не менее шестидесяти-восьмидесяти процентов детского репертуара. Но лишать театр возможности говорить со взрослой аудиторией, с молодежной аудиторией, не надо. Потому что это тоже функция театра. Есть же и актерские какие-то амбиции, желания. Ну не только же детский репертуар играть, а все-таки выходить с серьезной драматургической работой к залу, к зрителю. Поэтому здесь нужно строить репертуар очень аккуратно. Если театр это совмещает, находит баланс, это здорово.
– Как вы считаете, надо ли театрам, которые работают со школой, иметь какие-то более тесные контакты с педагогическим сообществом?
– Всегда обязательно. Во всех театрах, которые ориентировались на подростковую и детскую аудиторию, вы вспомните, были отделы педагогической части. Это было очень важным условием. Огромную работу в этом направлении проводит российский молодежный театр, бывший центральный детский. У них там огромное количество секций, разных диспутов, обсуждений, актива. Именно они работают с учителями, с внеклассными центрами образования, с учреждениями дополнительного образования в Москве. Это часть работы театра, я имею в виду, если это театр юного зрителя или детский театр.
– Наши учебные театральные заведения. Вот иногда я смотрю на этих юношей и девушек, такое ощущение, что их так воспитали, что они считают себя богом поцелованными, отличающимися от обычных людей. Ориентированы на исключительность и оригинальность. Как здесь быть?
– Я видел несколько выпусков курсов в школе-студии МХАТ, которых педагоги-мастера учили вербатиму и другому виду театрального искусства. Когда выпускался курс, в череде дипломных спектаклей не было ни одного произведения по русской классической драматургии, по зарубежной драматургии. Одни вербатимы, одни инсталляции, одни спектакли, которые мы сами написали и сами создали. Мне кажется, они очень сильно теряли на фоне других выпусков того года. Они просто проигрывали, были не так хорошо и талантливо оснащены, как должен быть оснащен выпускник после четырех лет обучения в театральном институте. Школа-то все равно одна, учиться-то нужно на классических примерах. А дальше – пожалуйста. Можно себя попробовать и в вербатиме. А если ты себя только в этом видишь, то ты артист очень плоский. Кстати, тот курс, о котором я говорю, очень плохо был распределен. Что для московского вуза странно.
– А вы считаете, что у нас достаточно вузов, достаточно педагогов хороших?
– Я считаю, что у нас сегодня кризис театральной педагогики. По сути, людей, которые могут учить театральному мастерству, можно пересчитать по пальцам. Я считаю, что не должен сегодня какой-то региональный университет открывать актерскую кафедру, набирать коммерческие курсы. Нельзя учить актера за деньги. Качество обучения и получение диплома – это, конечно, сегодня страшные вещи. Я прекрасно понимаю, что у нас сегодня нет того, что, если ты получил образование за счет государства, государство на тебя тратило несколько миллионов в год, изволь, как было всегда в Советском Союзе, поехать на три года отработать в том театре, в который тебя отправили, а потом только получить диплом. А если ты не едешь по распределению, ты остаешься без диплома, у тебя нет высшего образования. Правда, тут тоже палка о двух концах: учить актера за деньги нельзя, преподавать, открывая в техническом вузе актерский факультет, тоже запредельно. Ну а кому тогда работать? Тут надо комплексно подходить. Тут нельзя сказать: «Запретить всем региональным институтам непрофильным набирать актерский факультет». Сразу возникает вопрос: «А кто будет работать?» Вот это очень серьезный вопрос.
– Тогда вновь возникает вопрос, который поднимали в начале века о том, нужно ли нам такое количество театров?
– Сегодня, если говорить о наших крупных городах и столицах нашей родины, вопрос о том, нужен ли театр, не стоит. Потому что практически все театры заполнены, во всех театрах есть зритель. А если где-то с этим плохо, то это опять-таки вопрос к учредителю. Потому что если в этот театр зритель не ходит, а ты как чиновник, учредитель, министр культуры региона видишь это безобразие, что тогда ты, собственно, делаешь? Почему ты ничего не делаешь, если это из года в год происходит? Почему ты все это болото оставляешь дальше? Главный критерий театра для людей – это табличка в кассе «Билеты проданы». Все остальное – это наши художественно-эстетические и идеологические споры на поле театрального искусства.
– Есть вопрос, который важен не столько для Москвы, сколько для периферии. В Москве тех самых критиков и экспертов, о которых вы говорили, прижали, но на периферию они как ездили, так и ездят. И задачи таких поездок вполне очевидные: поддержать небольшой, но еще существующий золотомасочный актив. Как вы сказали, проводятся фестивали. При этом у нас в Новосибирске и тема сообщения на одном недавнем фестивале была многозначительная «Театр на грани нервного срыва», при этом в качестве площадки им предоставляется государственные театры. Кто должен сейчас это контролировать?
– Мне кажется, это зона ответственности местной власти и профессионального театрального сообщества. Если вы хотите говорить о политике, об изменении общественно-политических настроений в городе Новосибирске, то ради бога. Вы можете делать такие лекции, но это не должно осуществляться на площадке государственного театра, не должно быть поддержки данных мероприятий местной властью.
– Вы сказали «главный критерий успешности ‒ касса. Согласен, что это актуально для больших театров, имеющих помимо большого зала еще вторую-третью площадки. Как быть с Новосибирском? Например, в новосибирском театре «Старый дом» в зале двести мест, и он в принципе может очень долго существовать за счет околозолотомасочной публики. Всегда будут проданы билеты, но контент-то будет все тот же. Кстати, именно спектакль «Старого дома» «Пульчинелла», выдвинутый на «Золотую маску», ‒ яркий пример итога озвученного выше процесса.
– Я с вами согласен, что когда в зале двести мест, то в театре всегда будет аншлаг. Это вопрос опять к профессиональному сообществу внутри Новосибирска и к власти. Если вы видите, что это все в таком ключе и молчите, ничего не меняете, значит, вас всех это все устраивает. Кто учредитель театра? Если деятельность театра не укладывается в рамки указа президента, а идет такое открытое фрондерство, при этом мэрию города это устраивает, местное министерство культуры это устраивает, то возникают вопросы к чиновникам от культуры. Они что, не видят, что выпускает подведомственный театр? Когда что-то привозили на «Золотую маску» от ваших театров, один раз я сходил, посмотрел. Ну это за гранью провинциальности.
– Я недавно был у вас в театре, смотрел «Дурочку», «Люсю», «Ветер в тополях». Я понимаю, что такие постановки, как «Дурочка» и «Люся» очень сложно делать, потому что они выстроены на нюансах, наполнены светом и радостью. Одновременно я посмотрел спектакль Римаса Туминаса, в котором, в отличие от других постановок, все построено на диалогах. Он очень добрый, в нем нет морализаторства. Когда в США был тяжелый период, на кино экранах порхал Фред Астер, пела Дина Дурбин. Они поддержали нацию в трудный период. При этом была и хроника, и фильмы, наполненные героикой, но не было уныния и самобичевания, достоевщины в самом плохом смысле этого слова. К сожалению, когда я прихожу в один из новосибирских театров, на спектакль, который выдвинут на «Золотую маску», я вижу актеров, которые не говорят текст, на них костюмы, уродующие тело, на протяжении всего спектакля, на сцене едят, испражняются, трахаются, а для особо тупых все это действо сопровождают титры, ‒ я вижу как раз то, о чем вы говорите. Или другой пример: классика осовременена. Ну ладно, две трети спектакля все достаточно живо, а потом актеры начинают читать мораль, учить меня жить? Занимаются самобичеванием, рвут на груди рубаху. Все это по театральному. Зачем? И это сейчас в изобилии на периферийных сценах. Я думаю о том, как изменить эту ситуацию.
– Театр – вещь достаточно консервативная. Если оголтелые театральные критики приезжали к вам, проводили лабораторию и десять лет насаждали мнение, что страна – говно, что история ее чудовищна, что люди, живущие здесь, ‒ дебилы, что власть преступна всегда и во всем. Это результат той идеологической диверсии, которую это люди делали. Не воспевать историю, не разбираться в ней детально, а все обгадить. Это их многолетний труд. Ассоциация театральных критиков «Золотой маски» под руководством Марии Ревякиной, которые, как спрут, опутали всю страну экспертными советами, членами жюри только определенных взглядов. Они разрушители. Им хочется все разломать в стране, разрушить общество, развалить. И они стали использовать при этом вот такое искусство очень внятное, очень сильное. И приходит простой человек в театр, ему показывают вот то, о чем вы говорите. Ну с каким он настроением приходит домой? Страна – говно. Даже уже в театре об этом говорят. Вот такая была у них задача. Поэтому так быстро это не поправить. Но сегодня уже есть внятные ориентиры, которые нам всем даны.
– Всегда ли важен оригинальный контент? Или имеет смысл множить по театрам страны удачные постановки? Как, например, в музыкальных театрах страны ставят балеты Петипа, Григоровича, Васильева. Это эталон качества. Если Григорович разрешает постановку, они ставят. И для зрителя новосибирского это все новое. Эта хорошая практика начинает транслироваться по стране.
– Почему нельзя лучшие драматические спектакли, которые вышли в Москве, в Питере, взять и повторить? Объясню. Потому что в опере все-таки есть строгая музыкальная партитура, в балете есть жесткий хореографический рисунок. В драме таких законов нет. Как можно повторить спектакль «Евгений Онегин» Римаса Туминаса в «Красном факеле»? Это сделать нельзя. Но нужно несколько лет, тогда эта ситуация будет понемногу меняться.
– Детский репертуар небольшой. Но чем плохо, если московские постановки будут приезжать к нам в Новосибирск?
– Необходимо соблюдение всех правовых требований. Есть авторские права. Вот вы сказали, что Григорович дает согласие как автор своего балета «Спартак», разрешает, чтобы он был поставлен в его хореографии его репетиторами, его творческой командой. Но когда речь идет о драматическом театре, все права принадлежат драматическому театру. Поэтому для того, чтобы перенести спектакль, сначала нужно получить согласие. Я как директор театра вам скажу, что если ко мне обратятся с просьбой перенести какой-то спектакль в другой город, то мой ответ будет такой: «А кто его будет ставить?» И я скажу: «Нет. Это наш оригинальный спектакль. Мы его не намерены тиражировать. Ставьте свой спектакль. Ищите себя». Это очень тонкий момент. Просто нужно работать с руководителями учреждений. Режиссером надо стать, надо искать, готовить. И есть понимание, что театр является государственным учреждением. И делать то, что я хочу, нарушая какие-то базовые принципы, сформулированные государством, мне кажется, не нужно сейчас. Как и от любой болезни, остались какие-то неприятные моменты, которые нужно просто преодолеть.
– Двадцать с лишним лет определенный набор критиков, экспертов, режиссеров, администраторов, актеров были уверены в том, что то, что они делают, это единственно правильно. А вся периферия на это повелась. Есть ли уверенность в том, что то, что мы сейчас делаем, правильно?
Жизнь определит, кто прав. В любом государстве есть идеологическая составляющая. Без идеологии нет государства. Когда я был молодым человеком, я как все, радовался краху Советского Союза, краху коммунистической партии. Нам всем тогда казалось, что нужно сейчас потерпеть максимум пять лет и мы будем жить как в Европе хорошо и счастливо. Я эти уроки для себя запомнил. Я не хочу повторения тех годов перестройки. Не хочу. Я хочу цивилизованной эволюции в гражданском обществе, я хочу цивилизованного изменения ‒ эволюционного, а не революционного, во всех сферах жизни, в том числе и в театре. Я хочу, чтобы Россия сохраняла свою самобытность. Я не хочу видеть здесь какой-то псевдонемецкий театр. Я не хочу видеть голых людей на сцене, я не хочу слышать мат со сцены. Мы и с Римасом говорили, у нас нет ни одного спектакля, где звучит обсценная лексика. Хотя, вы правильно сказали, двадцать лет театральное сообщество нашпиговывали тем, что только в этом случае вы получите какие-то премии. У нас этого ничего нет и, надеюсь, не будет. Сколько бы нам театральные критики и некоторые народные артисты, которые создали в этот период свои театры за государственный счет, не объясняли, что вот он ‒ театр западноевропейского образца. Что надо закрывать эти репертуарные богадельни. Не нужны постоянно действующие труппы. Мы с Туминасом все эти годы говорили, что Театр Вахтангова мы получили из рук Михаила Александровича Ульянова, как драгоценную шкатулку с труппой, с постоянно действующими артистами, мы будем ее сохранять. Мы не будем выпускать никаких спектаклей, где приходит режиссер и говорит: «Хочу вот этого мальчика или эту девочку. А кто есть у вас меня не устраивают». У нас всегда есть ответ таким режиссерам: «Поищите тогда другой театр или другой драматургический материал». Если вы пришли в театр, а перед вами сто девятнадцать человек, которые не расходятся на этот материал, тогда просто мы с вами прекращаем сотрудничать. Я хочу, чтобы то, что нам досталось от великих учителей под названием «российский, советский репертуарный театр» всеми возможными правдами и неправдами с необходимыми жизненными изменениями под современные реалии надо сохранять и развивать.
– Вопрос о нашей пишущей так называемой патриотической критике, о наших блогерах. Вчера они писали о Пугачевой и Галкине. И сегодня они пишут о тех же Пугачевой и Галкине, но с противоположным знаком. А сколько наших турбопатриотов строчат доносы, выискивая блох, где их нет. Сколько требуют немедленно перейти в наступление и захватить Киев, Львов. Поучают руководство вооруженных сил. Простите нередко сообщая совершенно секретные сведения, которые непонятно как к ним попадают. Я совершенно согласен, что если человек уехал и, уже остыв, продолжает негативно говорить о своей стране, ему не место в ней и он не вправе зарабатывать здесь, делает ли он это для себя или передает деньги на ВСУ. Мы все понимаем прекрасно, что многие из них выполняют политический заказ, они не изменились ‒ изменились хозяева. Но много вполне себе нормальных людей уехали из страны, попав под страшный пресс кровавого антирусского контента, который на них каждый день обрушивали европейские СМИ, пичкали страшилками о русских варварах. Испытали стресс, как отметил наш президент В. В. Путин. Там особенно в первые месяцы это было поставлено на поток, был и, думаю, есть вполне себе внятный бюджет, к которому, как мухи, прилипли нечистоплотные СМИ.
– Они поняли, что на этой теме они могут зарабатывать неплохие деньги, получать гранты. Я вот знаю одного такого артиста, который ведет свой паблик в социальных сетях. Он понял, что на этом может зарабатывать миллионы. Когда я ему один раз сказал: «Что же ты пишешь гадости о Пугачевой? Ты же два года назад в “Голубом огоньке” по Первому каналу сидел у нее в ногах и мило улыбался. Просто как массовка. Потом эти фотографии, где ты был у ног Пугачевой, ты выставлял во всех соцсетях». Прошло два с половиной года, теперь он пишет об этом человеке гадости. Он мне честно ответил: «Мне за это платят деньги». Я этих людей называю бюджетными патриотами. Завтра им будут за другое платить деньги, они будут другое писать. Это люди без совести, без внутреннего стержня, без всего. Кто ты такой, чтобы кого-то судить? Почему ты так себя ведешь? Он честно говорит: «Мне за это платят деньги». Или один очень плохой писатель с дочуркой не знают, как пристроить свои литературные ничтожные, пошлые опусы на сцену в театры, для этого у них все способы хороши вплоть до шельмования людей.
Я был на культурном форуме и слушал нашего президента. Он в своей речи, когда ему задали вопрос примерно на эту же тему, очень четко дал понять, что да, у общества был шок 24 февраля 2022 года. Далее общество находилось в шоковом состоянии. И когда мы обсуждаем деятелей культуры с их тонким восприятием мира, то нужно очень индивидуально смотреть, кто что делал. Если кто-то психанул и уехал, это одна история. Если кто-то начал поливать страну помоями, это да. Если кто-то осознал, готов покаяться и вернуться, это другая история. Просто некоторым деятелям очень хочется зачистить поле. С выгодой для себя. Поймите, в мире культуры и театра есть жестокая конкуренция за бюджеты, за зрителя, за внимание, за признание. Вот очень многие люди поняли, что сейчас их время по зачистке поля для себя любимого. Потому что, когда есть рядом что-то талантливое, яркое, успешное, они блекнут, потому что они такие серые, они такие несчастные, они такие никому не интересные. Поэтому что нужно сделать? Вот это яркое заплевать, затоптать, разрушить. Естественно, тогда на этом фоне вдруг твоя серость начинает блистать какими-то другими красками. Так вот задача власти как раз не скатиться до сведения счетов и не потакать им в этом, а вот эту серость, бюджетных патриотов, немножечко отодвинуть в сторону дав дорогу подлинным патриотам, которые сейчас находятся на линии боевого соприкосновения, которые делают все что бы сохранить культурные учреждения на новых территориях, которые сейчас работают на оборонных предприятиях день и ночь. или возрождают классический русский театр. А подвести итог этой теме можно, процитировав двух лидеров нации.
«Смотреть нужно, конечно, не по тому, что они говорят, а по тому, что они делают. Если это деятельность, связанная с тем, чтобы наносить ущерб собственной стране и собственному народу — такая деятельность тоже имеет место быть, мы это видим, там гонорары перечисляются, прямо скажем, противнику, — то это одна история. Если это просто точка зрения, оценка ситуации — то это другая [история]», — указал глава государства на Санкт-Петербургском международном культурном форуме — Форуме объединенных культур.
Патриарх всея Руси Кирилл
«Не надо отталкивать человека, который согрешил, если он приходит с чувством покаяния, осознания своей вины», Священнослужитель напомнил, что если человек, уехавший из России, выступал где-то и говорил что-то против своей страны, вернулся с пониманием того, что совершил ошибку, то Родина не может его отвергнуть. «Другого подхода к этой теме, кроме христианского, я сформулировать не могу», — сказал патриарх Кирилл, говоря о тех, кто сбежал из России после начала спецоперации.
‒ Согласен, только так мы можем консолидировать русский мир. Через понимание, через любовь и через красоту. Получится у СТД и у нас с вами?
– Жизнь покажет.
