Новосибирский Дом джаза открылся всего более месяца назад, но уже активно проводит разнообразные мероприятия, которые с каждым разом всё больше привлекают поклонников джаза. Это и концерты, и творческие встречи, а с 13 января по 24 апреля 2022 года проходил областной эстрадно — джазовый конкурс «Jazz на Оби».
Участвовать в творческом состязании можно было не только профессиональным музыкантам, но и любителям жанра. Исполнители приехали из Алтайского края, Иркутской и Новосибирской области. Для многих из них это был первый опыт участия в подобном конкурсе. Музыкальные коллективы разных составов, сольные исполнители – вокалисты и инструменталисты – от 7 лет и старше продемонстрировали своё мастерство в Концертном зале «Сибирский» (Новосибирский музыкальный колледж имени А.Ф.Мурова).
Безусловно, конкурс для молодых музыкантов стал площадкой, на которой они черпали вдохновение, обменивались творческим опытом и приобретали знания для дальнейшего развития в импровизационном жанре. В этом им помогли и известные мэтры сибирского джаза, которые в рамках «Jazz на Оби» дали мастер-классы для участников.
Одним из мастеров учебной программы конкурса стал заслуженный артист России, профессор Новосибирской государственной консерватории имени М.И. Глинки, один из самых известных джазовых исполнителей Новосибирска, создатель и бессменный художественный руководитель биг-бэнда, носящего его имя – Владимир Толкачёв.
Мы поговорили о развитии джаза в нашем регионе, об особом педагогическом методе Владимира Николаевича и о важности присутствия джазового направления в программе обучения в консерватории.
— Владимир Николаевич, как вам удаётся все годы поддерживать творческую свежесть и восприятие?
— В первую очередь, у меня коллектив, с которым я регулярно работаю и который заставляет меня поддерживать определённую форму. Я ведь не только рассказываю, как дирижёр, но и должен иногда показывать что-то. А для этого нужен определённый технологический уровень. Поэтому я до сих пор занимаюсь на инструменте, насколько позволяет время.
— То есть у вас с оркестром происходит настоящее исполнительское общение. Вы друг друга подпитываете.
— Да, если оркестру было бы достаточно только моих слов, а потом я только требовал это исполнить, то я бы поступал, как многие дирижёры. Но у меня другой путь. Я задаю определённый исполнительский стандарт в том виде, в каком я его понимаю. Конечно, гораздо хуже, если бы я о нём просто рассказывал. Я выбираю короткую дорогу — рассказываю и сразу показываю.
— Вы один из корифеев джазовых музыкантов Новосибирска, известных по всей стране и за её пределами. Каким образом трансформировался джаз у нас в городе с того момента, когда вы только начинали и до наших дней?
— Когда я начинал, было очень мало музыкантов, которые играли эту музыку, хотя Новосибирск считался довольно прогрессивным в этом направлении городом, в отличие от Екатеринбурга того времени, откуда я приехал после учёбы. Со временем, когда заработал музыкальный колледж, в котором открылось эстрадно-джазовое отделение (на тот момент — музыкальное училище — прим. О.Г.), появилось достаточное количество музыкантов уровня, скажем, среднего, но достаточно грамотного профессионального класса. Их становилось всё больше, и это создало в будущем джазовую инфраструктуру города. На примере моего оркестра могу сказать, что из всех поколений, которые играли у меня, я мог бы собрать оркестра четыре музыкантов.
— Как джаз развивается сейчас и развивается ли вообще?
— На мой взгляд, он сейчас находится в стагнации. Пожалуй, последней робкой попыткой утвердить его развитие в 70-е годы, последний жанр, который каким-то образом ещё мог соответствовать этому пониманию — был джаз-рок. В общем, джаз в принципе сказал всё, что мог, и превратился теперь уже в музейную достопримечательность. Безусловно, он до сих пор интересен и будет привлекать всё новых и новых слушателей и поклонников жанра. Это выдающееся изобретение человечества. Именно изобретение, джаз не возник естественным образом, его придумали. Но сейчас уже не появляется новых стилей, сегодня джазовое исполнительство оформилось в, так называемый, «мейнстрим» — среднее общее течение. Но шедевры прошлого, особенно в периоды его активного развития с 20-х до 50-х годов, до сих пор представляют интерес. И ещё долго будут его стимулировать.
— Изменился ли слушатель с тех пор, как вы организовали оркестр?
— Мне сложно оценить. Судя по аплодисментам — они были и тогда, и сейчас. Могу сказать, что в истории наших выступлений были запоминающиеся моменты, например, на фестивале в Гановере (Германия) в начале 2000-х годов. После нашей обязательной программы мы играли ещё 40 минут на бис. Зал тогда не просто хлопал в ладоши, он ещё и топал в такт аплодисментам, и мы вынуждены были возвращаться и играть снова. Одно из последних ярких выступлений состоялось в Корее, когда нам остро не хватило бисов, и уже нечего было играть, а публика не отпускала. Мы просто кланялись.
— Вы являетесь профессором Новосибирской консерватории, на днях в рамках регионального конкурса “Jazz на Оби” провели мастер-класс. Какая молодёжь сейчас приходит в исполнительский джаз?
— Молодёжь какая была, такой, вероятно, и осталась. Только сейчас такое время, когда мы лучше можем осознавать джазовые проблемы, без оглядки на то, что там у них, в Америке, которая была всегда носителем джазовой истины. На своих мастер-классах, которые мне приходилось давать во Франции, в Германии и у нас, то, что я говорил, воспринималось с большим удивлением. За рубежом к обучению подходят иначе, более интуитивно; я же – предельно рационально, пытаясь максимально формализовать все, что этому поддается. И это не только в джазовой музыке. В своём консерваторском классе, академическом, к слову, я использую тот же подход. Сейчас на прошедшем мастер-классе с ребятами я говорил о необходимости контролировать время. Зачастую, даже в вузах, о музыке рассуждают в категориях «чувств», будто бы нужно что-то уловить, почувствовать, чтобы сыграть. Мой подход заключается в том, что музыкальное искусство, которое воздействует эмоционально на слушателя, не должно делаться под влиянием этих эмоций. Исполнитель должен учиться контролю всего процесса музицирования, т. е. заниматься художественным конструированием на основе тех элементов, из которых состоит музыкальная форма. А она совершенно не нуждается ни в каких посторонних художественных заимствованиях, — все необходимое она уже имеет в себе. Если человек гениально одарён, то, безусловно, его чувства служат естественным проводником в его действиях и позволяют делать многое правильно. Но как быть тем, у кого эти способности средние? А таких ребят, к примеру, в консерватории основная масса. Какие чувства можно от них требовать? Их просто нет. И единственное, чего они в состоянии добиться — это выработать определённые ощущения, а это нечто иное. Чувства и ощущения с точки зрения психологии — это разные вещи. Но благодаря этим ощущениям, они смогут контролировать музыкальную форму со стороны своих выработанных параметров. А это уже интеллектуальный процесс. В таком случае человек, безусловно, может стать квалифицированным исполнителем, настолько, насколько позволяет ему отсутствие музыкальных чувств, и настолько, насколько он смог компенсировать технологией их отсутствие. У гениев всё безгранично. Он способен всё ощутить и ему не нужно знать правил. Сейчас я как раз пишу работу — “Технология музыкальной выразительности”, в которой я подробно рассказываю об этом.
— Музыкант с таким широким спектром деятельности, как у вас — педагогической, концертирующей исполнительской, руководство собственным оркестром — требует больших физических и эмоциональных затрат. Ещё во время учёбы в консерватории более 20 лет назад мы пересекались с вами в тренажёрном зале. Вы всегда поддерживали себя в прекрасной физической форме. Даже тренер у нас был один — он, кстати, очень бережно относился к музыкантам, следил, чтобы не травмировались, подбирал специальные нагрузки…
— Да, я продолжаю тренироваться там же. Я, правда, там уже всех тренеров пережил.
— Как сейчас выглядит ваш гастрольный график в нашей постоянно меняющейся реальности?
— Для начала, нужно всё переварить, потому что всё только начинается. Нас очень ждут и любят в Корее, но я сам уже для себя решил, что ехать туда будет сложно. Хотя я понимаю, что все гастрольные встряски полезны для оркестра. В Корее нас всегда принимают очень радушно, при том, что в этой стране практически нет джазовых традиций. Из почти тысячи музыкальных каналов нет ни одного про джаз. Импресарио, который работает с оркестром Светланова, с Большим театром решил попробовать новое направление и пригласил нас. И мы оказались одними из немногих джазовых оркестров, приехавших в Корею. Я долго думал над программой, которую можно было бы там исполнить. Импресарио подсказал, что корейцы любят Чайковского. А у нас как раз была программа сюита “Щелкунчик”, аранжированная для джаз-бэнда. Так вот приняли просто на “ура”.
— Как вы относитесь к вновь созданному Новосибирскому Дому джаза?
— Я в любом случае считаю, что это хорошо. Возникла ещё одна часть инфраструктуры, которая может быть каким-то образом реализована. Желаю им развиваться, работать и утверждаться на этом поприще.
— Нужна ли джазовому направлению активная популяризация, активный пиар?
— Вообще, активное продвижение ничему не нужно. Всё должно развиваться по тем законам, которые обусловлены социальным потреблением. Никто же не изобретает нормы потребления, всё происходит естественным образом. К тому же нам хорошо известно, чем оборачиваются попытки принудительного изменения человеческой природы, жизни людей…
— А как же маркетинг?
— Маркетинг продаёт. Но популяризация — это нечто иное, скорее продвижение, распространение идеологии, а не попытка сбыть залежалый товар.
— Если жанр популярный, тогда на концерт в этом жанре идут слушатели, артист, соответственно, зарабатывает.
— Правильно, но поп-жанр популяризировать наивно. Он всегда был популярен и будет популярным. Всё, что способно восприниматься минимальной частью художественного сознания, всегда будет превалировать над всем остальным, над академической культурой, для восприятия которой нужна и специальная подготовка, и более высокий интеллект. И не нужно слушать тех, кто кричит: “ всё заполонила попса, не даёт возможности нашему высокому искусству развиваться!” Это всё ерунда. Это всегда было и будет. Поп-музыка занимает свою нишу, оперетта, джаз свою, и так далее. Люди, которые способны ощущать счастье в общении с так называемой “попсой”, должны иметь эту возможность, как и люди, способные получать удовольствие от джазовой или этно-музыки. А есть люди, которые любят Баха, но отрицают всю музыку эпохи романтизма — бывают и такие сектанты (улыбается). Так что во имя высоких идеалов художественного гуманизма людям нужно дать возможность получать свою порцию счастья.
— Нужно ли в консерватории джазовое направление?
— Это зависит от того, насколько наша консерватория готова преодолеть провинциальный комплекс и ощутить себя носителем передовых мировых образовательных тенденций. Если она захочет подняться над исполнением своих рутинных функций обеспечивать количественное соответствие молодых специалистов потребностям регионального музыкального рынка, она поймет, что джазовое образование является необходимым условием современного музыкального процесса. Но для этого она должна начать ощущать себя как прогрессивное учебное заведение, сопоставимое с передовыми европейскими вузами, среди которых нет ни одного, где бы не велось джазовое преподавание. А это будет способствовать тому, что вырастет класс максимально образованных музыкантов, владеющих разнообразными исполнительскими языками, которые дополняя друг друга повысят и их исполнительский класс. Сегодня многие музыканты из развитых стран занимают первые места в различных опросах, лидируя как в числе джазовых, так и академических исполнителей. Поэтому, в конце концов, все зависит от уровня культуры людей, поставленных у руководства этой культурой, и важно то, что консерватория сама видит в своём лице, в чем видит собственную функцию.
— Владимир Николаевич, благодарю вас за беседу!
Фото — Ольги Шамирзаевой
